Последние слова прозвучали для меня райской музыкой. Я был уверен, что в устах такого человека, как Щеглов, любая лесть является истиной в последней инстанции. Я рассказал ему все, все от начала до конца, стараясь не упустить ни единой детали, ни одной мелочи, – и, кажется, преуспел в этом. Щеглов сидел на подоконнике с закрытыми глазами, беспрерывно дымил своим неизменным «Беломором» и внимательно слушал, и лишь отдельные его кивки говорили о том, что он не спит.

– Неплохо, неплохо, – пробормотал он, когда я закончил.

Он несколько раз прошелся по комнате, в раздумье теребя гладко выбритый подбородок, прикурил новую папиросу от прежней, уже догоревшей, и наконец сказал:

– Я внимательно выслушал тебя, Максим, теперь послушай меня ты. Все, что ты мне сейчас рассказал, несомненно представляет определенный интерес и в основном соответствует тем фактам, которые уже известны следствию. Но в одном ты ошибся: убийца не Хомяков. Более того, преступник до сих пор на свободе и, вероятно, находится здесь, в доме отдыха. В самый короткий срок он должен быть найден и обезврежен, иначе от него можно ожидать всего, что угодно. К сожалению, нам неизвестны мотивы, толкнувшие его на убийство, и эта неизвестность во многом определяет сложность поставленной задачи. Следственная группа провела здесь целый день, но результатов не добилась. Следователь Васильев, которому было поручено это дело, смог лишь опросить обитателей дома отдыха – правда, сделал он это на совесть. Результаты опроса как раз и натолкнули его на мысль, что преступник – ты. Ознакомившись с материалами дела, я категорически отверг это обвинение, взяв на себя ответственность за твою честность и заявив, что достаточно хорошо тебя знаю – причем, лично, чтобы даже допустить мысль о твоей причастности к убийству.

– Благодарю вас, Семен Кондратьевич, но согласитесь, в таком деле, как это, полагаться на чувства и личные симпатии – непозволительная роскошь.

– Да, да, знаю. Знаю, что единственное наше оружие – это факты, неопровержимые, веские, уличающие, убедительные факты. Но именно этих фактов и не хватало молодому следователю Васильеву, чтобы окончательно уличить тебя, версия его была построена лишь на собственных, ничем не подкрепленных домыслах, а также на желании в рекордные сроки и с блеском распутать этот клубок и тем самым отличиться перед начальством. Молод еще, горяч, самонадеян…

– А Хомяков? – вдруг вспомнил я. – Как же так получилось, что под подозрением оказался я, а арестовали его? Что это – ошибка, недоразумение или тонкий расчет?

– Хомяков, говоришь? – Щеглов сделал неопределенный жест плечами и как‑то странно посмотрел на меня. – Вот что, Максим, давай сразу же договоримся: Хомякова пока касаться не будем. Тут дело темное, мне самому здесь еще не все ясно, поэтому оставим эту тему на потом. Одно лишь скажу тебе со всей ответственностью: убийца не он. А вот кто, это мне и предстоит выяснить, за этим‑то я и послан сюда, и я очень надеюсь, Максим, на твою помощь.

– Я к вашим услугам, Семен Кондратьевич! – воскликнул я с воодушевлением.

Он кивнул.

– Другого ответа я и не ожидал услышать, мой друг, но твое участие в этом деле возможно лишь при соблюдении двух условий. Во‑первых, – он окинул меня строгим взглядом, – никакой самодеятельности. Слышишь? Все свои действия ты должен согласовывать со мной – это приказ. Во‑вторых, ни одна живая душа не должна знать, кто я и зачем я здесь. Для всех я – инструктор по лыжному спорту, именно так я и представился местному директору. Боюсь, игра в открытую может спугнуть преступника.

– А как же Мячиков? – перебил я его. – До сих пор у нас не было друг от друга секретов.