Он всегда брал всё, что хотел, и никогда ему не приходилось поступаться своими желаниями из-за мыслей о том, что он может ими кого-то оскорбить или чего-то не получить. А здесь вот пришлось научиться. Крайне неприятные ощущения. Они раздражали грека, и он был бы рад никогда их не испытывать.
Против воли Ахилл прислушивался к гулу доносящихся из соседней комнаты раздраженных, возмущенных голосов, словно старался понять, что же там происходит, и неприятное беспокойство крепло у него внутри.
В гостиной цыганского барона Тагира Алмазова, тем временем, шли бурные дебаты.
— Я говорю — сдать надо. Сами же прекрасно понимаете, что за простого домушника такое вознаграждение предлагать не будут.
— И правда, подозрительно. Кто он, откуда взялся — никто не знает…
— Если за него столько дают, то, наверное, это очень важная шишка. Или же наворотил таких дел, о которых даже подумать страшно.
Вернувшись домой, Лекс узнал, десятилетний Бахти, двоюродный племянник барона, просидевший весь вечер перед телевизором, в огромном рекламном потоке выловил объявление о поиске Ахилла. И не просто выловил, а сообщил:
— А дяденьку, которого вчера раненого привезли, по телевизору показывают.
Разумеется, на слова мальчишки обратили внимание далеко не сразу. У взрослых были свои дела и заботы, так что они отделывались кивками и рассеянным «Да-да…», пока, наконец, мама Бахти не увидела тот самый ролик, про который твердил ее сын. И теперь таинственная персона Ахилла активно обсуждалась на большом семейном совете.
Многие из присутствующих высказывались за то, чтобы сообщить властям о месте нахождения разыскиваемого. Другие, помня о том, что незнакомец спас Гили, сомневались. И те, и другие, правда, сходились во мнении, что личность этого мужчины, без сомнения, подозрительна. Кто он, откуда взялся и даже на каком языке говорит — неясно. К чести присутствующих, солидное вознаграждение, предлагаемое за «сбежавшего из психиатрической клиники буйного пациента», ни разу не прозвучало в качестве довода.
— Может, его к нам заслали? — подозрительно спрашивали одни.
— Что вы тут шпионские страсти раздуваете? — откликались более хладнокровные. — Кому мы нужны, чтобы к нам кого-то засылать? Да и если бы засылали, то выбрали б, наверное, кого-нибудь менее заметного.
— Вы же видите, в объявлении сказано, что он — пациент психиатрической лечебницы. К тому же буйный. В клинике ему будет лучше, чем у нас.
— Буйный — не то слово, — саркастически заметил Гожо, до сей поры молча следивший за развитием дискуссии.
— Да не будут сбежавшего психа разыскивать с таким размахом и с таким вознаграждением! И телефон-то, обратите внимание, не в больницу, а в органы. Ясно же, это просто прикрытие, — сказал кто-то, и в просторной гостиной воцарилась тишина.
Прикрытие. Кто же он, этот незнакомец? Преступник? Агент? Шпион? Или — жертва?
Хмурый барон, высокий щеголеватый мужчина лет сорока пяти с тонкими чертами лица и иссиня чёрными, нетронутыми сединой волосами, сосредоточенно думал о чем-то своем. Он обвел взглядом посерьёзневшие лица родичей, задумавшихся над тем, кто и для чего разыскивает раненого незнакомца. Встретился глазами с младшим сыном, с удовлетворением прочитал в них то, что хотел увидеть, и веско, словно оглашая приговор, сообщил:
— Никому мы его сдавать не будем. Он дочку мою из беды выручил. Я принял его к себе в дом, здесь его лечили, здесь он ел с нами за одним столом. Вы что, предлагаете уподобиться тем, кто спокойно сдаёт своих? Так вот, я этого не потерплю. Наша сила в том, что мы все стоит друг за друга. Если он захочет уйти — домой или еще куда — мы его держать не станем. |