— Как это⁈ — удивился Прокопий Данилыч.

— Так надо. В них — зараза.

— Так отстираем…

— Прокопий Данилыч, сжечь, — не терпящим возражений тоном произнес врач. — И простыни грязные тоже. Это поможет избежать распространение болезни. Вы тоже после каждого посещения мойте руки. Вот вам спирт — протирайте все. Воду кипятите, не меньше пяти минут. Всем на селе скажите — чтобы только такую и пили.

Прокопий Данилыч кивнул.

— Сделаем, доктор. А… выживут они? Журавлевы-то?

Иван Палыч, закрывая саквояж, замер. Говорить правду не хотелось. А она была не очень хорошей. Левомецитин еще не изобретен. Ампицилин — тоже. Цефтриаксон — тем более. Цефотаксим, амоксициллин, пенициллин, ципрофлоксацин… ничего этого нет! Ни-че-го! И чем тут лечить, прикажите? В пору вспомнить про живицу и скверну.

— Шанс есть, Прокопий Данилыч, — ответил доктор. — Если всё сделаете, как сказал, и если зараза дальше не пойдёт. Я в Зарное вернусь, телеграмму в уезд пошлю. Держитесь. А пока — помогите добраться до Зарного обратно. И в лесок заглянем — там мотоцикл мой остался. Только это… у вас ружье есть? С собой возьмите — на всякий случай…

* * *

А Зарное окутало предрассветной тишиной. Небо едва тронулось алым на востоке. Красота!

Иван Палыч добрался под утро (староста долго запрягал кобылу, да еще и с мотоциклом пришлось повозиться, чтобы запереть его на телегу), продрогший до костей. Телега осталась у околицы, а Иван Палыч пошел в больницу распорядиться, чтобы согрели чай — отогреть Прокопия Данилыча.

Доктор вошел внутрь, думая, что вряд ли встретит кого-то — обычно к этому раннему часу все спали, даже те, кто должен был нести дежурство.

Но Аглая не спала. Она стояла у стола и выглядела так, будто и вовсе не ложилась, а простояла у этого самого стола всю ночь. В руках она сжимала тряпицу, пахнущую йодом. Увидев доктора, санитарка устало улыбнулась.

— Иван Палыч! Слава богу, вы вернулись! Я тут набегалась за всю ночь. Такого навидалась — ужас!

Иван Палыч поставил саквояж на пол, спросил:

— Аглая, что стряслось?

— Всё сделали, Иван Палыч, как вы велели. Людей послала Анне, чтобы та детей к реке не пускала, про воду кипяченную тоже всем рассказала — спасибо девкам, помогли. Но… Фроська… Фроська слегла!

— Какая Фроська? Постой, та самая, которая про болезнь рассказала?

— Ну! — кивнула Аглая. — Вон, лежит в палате, где Юра был.

— С чем слегла? — настороженно спросил доктор.

Аглая шагнула ближе и прошептала, словно боясь, что слова оживут:

— С этим… как его? С брюшным тифом, Иван Палыч. Жар у неё, живот крутит, и… кровь, как в Рябиновке. Беда в Зарное пришла…

Глава 2

— Говоришь, Фрося сейчас, где Юра был… Это правильно, Аглаюшка! Пусть там она и лежит — карантин.

Доктор вдруг застыл, задумался, по привычке поправляя несуществующие очки на носу. Когда-то носил… там, в той жизни… Потом сделал операцию, а привычка осталась… не всегда, только, когда сильно задумывался или нервничал.

— Аглая, карантин — это… — врач снова замялся, прикидывая, как лучше и легче объяснить.

Девушка неожиданно хмыкнула. Веснушчатое, круглое, с высокими скулами, лицо, покрылось легким румянцем, карие глаза сверкнули:

— Иван Палыч! Я знаю, что такое карантин.