Ингвар вышел наружу. Он видел, как от берега отчаливал драккар, уносивший отсюда свой скорбный груз. С другой стороны лагеря уже слышался свист стрел. На корабли урман обрушился огненный ливень. Сражение началось.

Через несколько минут стало ясно, что ни о какой погоне не могло идти речи. После первых выстрелов пламенем были объяты сразу два драккара, у остальных загорелись паруса. Часть урман кинулось к кораблям, чтобы потушить бушевавшее пламя. Ингвар приказал перенести огонь лучников на нападающих воинов, а пехоте атаковать, используя склон холма. Почти все легковооруженные воины Вадима ушли с Малом, так что в распоряжении Ингвара были все уцелевшие тяжелые пехотинцы. Он выстроил их в пехотный строй. Взяв разбег, пехота бросились на урман. Те тоже быстро выстроили стену из щитов. Тут новгородцам сыграл на руку природный ландшафт, с разбегу они опрокинули, а затем разорвали строй врагов. Но очень скоро новгородцы остановились, а потом и вовсе увязли. К противнику подошло подкрепление: воины, что тушили драккары, видя начавшийся бой, поспешили вернуться. Тут же сказался численный перевес урман: строй новногородцев пятился под прикрытием стрелков обратно к вершине холма. За двадцать метров до шатра Ингвара пехота уперла щиты в землю, ощетинилась длинными копьями и не сдвинулась дальше ни на шаг. Поразительно было и то, что во время отступления ратники успели подхватить всех своих убитых и раненых. Ингвар стоял и смотрел, как сто пятьдесят его воинов с помощью полутора сотен лучников сдерживают около шестисот воинов противника. Стрелы новгородцев били в урман с такой силой, что пробивали их щиты навылет. Так продолжалось несколько часов. Враги накатывались на строй, но их отбрасывали обратно. И ряды новгородцев медленно таяли, но каждая атака давалась урманам дорогой ценой.

К полудню ратников Ингвара осталось восемьдесят, еще через два часа пятьдесят три, многие лучники ушли в пехотную стену, чтобы заменить павших. Оборона трещала по швам. И вдруг все стихло. Из строя урман вышел человек в длинной вороненой кольчуге, с огромным двуручным мечом.

— Ингвар, сын Рюрика, выйди из-за спин своих ратников, хватит прятаться. С тобой хочет говорить Буревой, человек, убивший твоего отца и его воеводу Олега. Выйди и сдайся, а ратники твои пусть уходят и забирают с собой раненых и мертвых. Мы умеем ценить воинскую доблесть.

На миг над рядами новгородцев повисло молчание. Ингвар раздвинул первый ряд и вышел на открытое пространство.

— Я подумаю над твоим предложением, предатель, но мне нужен час, чтобы уговорить моих сотников.

— Хорошо, — проревел Буревой, — у тебя есть этот час, если вы откажетесь сдаться, ни один не уйдет отсюда. Время пошло, — он развернулся и исчез в толпе своих воинов.

— Ты с ума сошел, князь! Обдумывать такие предложения! — накинулся на него Ратибор.

— Не шуми, воевода, не буду я ничего обдумывать, но нам нужно перевести дух, да потянуть время, может, часа через четыре подойдут наши. А больше мы все равно не продержимся.

Ратибор кивнул и покинул шатер. Ингвар устало опустился на пол и задумался: «Как прекрасно была подстроена ловушка! Сначала в бой кинули семь драккаров, чтобы не было возможности отойти, затем — еще семь, и три драккара стояли выше по течению, готовые высадить свежих воинов. Ведь приди они сразу таким числом, я бы тут же отступил бы к Новгороду».

С подножья холма прозвучал рог. Ингвар вышел из шатра и направился к полю брани, до которого было десять шагов.

— Мы обдумали твое предложение, Буревой, и наш ответ — нет.

— Ты сказал? — произнес вожак урман. — Тогда умрите!

Ингвар раздвинул строй ратников и упер свой щит в землю.

— Ну, что, братья, пора умирать, — крикнул он, — так давайте делать это с честью!

Волна урман накатилась на новгородский строй, но он выстоял, не сдвинувшись ни на шаг.