Марсель Пруст. Обретенное время
В поисках утраченного времени - 7
Я не рассказывал бы, впрочем, о своей жизни возле Комбре, ведь в то
время Комбре я вспоминал крайне редко, - если бы именно там, пусть и с
неокончательной полнотой, не нашел подтверждения мыслей, впервые посетивших
меня на стороне Германтов, а также других, пришедших на стороне Мезеглиза1.
Я возобновил ежедневные послеполуденные прогулки, как раньше на стороне
Мезеглиза, - правда, в обратном направлении. В Тансонвиле ужинали в тот час,
когда в Комбре, в те времена, все давно уже спали. Из-за жары, и потому что
во второй половине дня Жильберта рисовала в дворцовой часовне, мы выходили
только часа за два до ужина. Раньше мне доставляло удовольствие разглядывать
на пути домой пурпурные небеса, окаймляющие кальварий, купаться в Вивоне,
теперь радовала и сама прогулка в наступающей ночи, когда в деревне уже
никого не встретишь, лишь голубоватый, неправильный и подвижный треугольник
возвращающегося стада овечек. С одной стороны догорал закат, с другой -
светила луна, и вскоре все было залито ею. Иногда Жильберта отпускала меня
пройтись в одиночку, и я устремлялся вперед, отбрасывая тень, как лодка,
рассекающая волшебные пространства; но обычно она меня сопровождала. Мы
довольно часто проходили местами моих детских прогулок, однако я чувствовал,
и намного сильнее, чем когда-то на стороне Германтов, что наверное никогда
не смогу писать; я ощущал, что воображение и чувствительность во мне
притупились, потому что в Комбре ничто меня уже не интересовало. Мне было
грустно, что былое не оживает во мне. С края бечевой полоски Вивона казалась
мне узкой и безобразной. Не то чтобы между воспоминаниями и тем, что я видел
теперь, было много отличий в деталях. Но поскольку я жил вдалеке от этих
мест, которые довелось посетить снова уже в совершенно иной жизни, между
нами не было соприкосновения, из которого рождается, еще до того, как
успеешь заметить это, мгновенная, восхитительная и всеобъемлющая вспышка
воспоминания. Я грустил, ее природа не была мне ясна, мне казалось, что моя
способность к чувству и воображению настолько ослабла, что я уже никогда не
испытаю радости этих прогулок. Жильберта еще хуже во мне разбиралась, и
только усиливала тоску. "Неужели вы ничего не чувствуете, - говорила она, -
когда глядите на эту тропку, по которой вы уже когда-то карабкались?". Но и
сама Жильберта изменилась так сильно, что не казалась мне больше прекрасной,
да теперь она и не была такою. На прогулках мы то поднимались на холмы, то
спускались по склонам; я видел, как все изменилось. Я с удовольствием болтал
с Жильбертой. Однако не обходилось без затруднений. Многие люди состоят из
нескольких несовместимых слоев - характера отца, характера матери; поначалу
мы натыкаемся на один, затем на другой. Но на следующий день порядок их
слоения опрокинут. И в конечном счете неясно, который перевесит и определит
расположение частей. Жильберта была похожа на государства, с которыми не
вступают в союз, потому что там слишком часто меняют правительство.
|