Изменить размер шрифта - +
Однако
это в корне неверно. Память самого последовательного  существа тождественна,
и она не позволит изменить обязательствам, о которых мы помним, даже если мы
и не подписывались под ними. Что до ума Жильберты, то хотя  он и обнаруживал
некоторые нелепицы, унаследованные от матери,  он  был весьма  не слаб.  Но,
помнится, и это не  относилось к собственно качествам ее  ума, во время этих
разговоров  на  наших  прогулках  она  несколько  раз  сильно меня  удивила.
Впервые, когда сказала мне: "Если бы вы  не проголодались, и не будь уже так
поздно, мы сейчас свернули бы налево, потом взяли вправо, и менее чем  через
четверть часа оказались  бы  у  Германтов".  С  тем  же  успехом можно  было
сказать: "Поверните  налево,  затем возьмите  вправо,  и  вы прикоснетесь  к
чему-то  неосязаемому, недостижимому, о чем на земле  знали только одно: где
оно,  в какой оно  (я  и сам-то  думал, что смогу  узнать об  этом только  у
Германтов, - и, в какой-то мере, я  не  ошибся) "стороне"". Еще меня удивили
"истоки Вивоны", представлявшиеся мне  чем-то из того же неземного ряда, что
и  Врата  Ада,  и  оказавшиеся всего-навсего квадратной  лужей с  прачечными
мостками, бурлящей  пузырями.  И  в  третий раз, когда меня  потрясли  слова
Жильберты:  "Хотите,  мы  можем   вернуться  как-нибудь  к  Германтам  через
Мезеглиз,  это  самый  красивый  путь",  -  все  мои  детские  представления
перевернулись,  я понял,  что две эти стороны  не были так несводимы,  как я
думал.  Но больше всего  меня удручало, сколь мало в этот приезд я вспоминал
прежние  годы - мне не  очень-то хотелось заново  осмотреть Комбре, а Вивона
казалась мне узкой  и  безобразной. Но однажды  Жильберта подтвердила мысли,
уже посещавшие  меня на  стороне Мезеглиза,  это случилось на одной  из  тех
ночных  прогулок  перед  ужином  - но она ужинала так  поздно! Погружаясь  в
таинство   прекрасной   глубокой  лощины,   устланной  лунным   светом,   мы
остановились  на  мгновение,   будто   насекомые,  что  вот-вот  заползут  в
сердцевину голубоватой цветочной чашечки. Вероятно, в качестве обходительной
хозяйки,  которая сожалеет о  скором отъезде друга  и  хотела бы  произвести
благоприятное впечатление своим гостеприимством, - тем более, что эти места,
как  ей   показалось,  пришлись  вам  по  душе,  -   Жильберта  со  светской
изобретательностью  извлекала   выгоду  и  из  молчания,  и  простодушия,  и
сдержанности  в изъявлении  чувств, чтобы  дать  почувствовать, что  вы в ее
жизни занимаете  исключительное  место.  Меня  переполняла нежность  чудного
воздуха и свежего ветерка, и я неожиданно излил это  чувство Жильберте:  "Вы
недавно упомянули тропку на горе. Как я любил вас тогда!" - Она ответила: "И
почему вы мне не сказали? Я  о том и не подозревала. Я вас любила,  я как-то
чуть  не  кинулась  вам  в  объятья".
Быстрый переход