Изменить размер шрифта - +
  - "Это  когда  же?"  - "Первый раз  в
Тансонвиле, вы гуляли с родителями, а я вышла навстречу; я никогда не видела
такого  хорошенького  мальчика.  Я  частенько, -  продолжила она  стыдливо и
задумчиво,  - ходила с  друзьями  на  развалины  руссенвильского  замка.  Вы
скажете,  что  я была дурно  воспитана,  потому что там  внутри, в  темноте,
играли друг с другом самые разные девочки и мальчики. Там служка комбрейской
церкви, Теодор2 (надо отдать ему должное, он был миленький - ей-богу, он был
очень  хорош!.. теперь, правда, подурнел  и работает аптекарем в Мезеглизе),
развлекался с  соседскими крестьяночками. Меня отпускали гулять одну, и  как
только  я могла улизнуть, я сразу же бежала туда. О, как я  хотела, чтоб  вы
туда  пришли;  я  прекрасно помню,  что  у  меня  была  только минута, чтобы
намекнуть  вам, чего я  хочу,  - хотя я и  рисковала, что меня  заметят наши
родители; я показала вам это, и так неприлично, что мне  стыдно  до сих пор.
Но вы зло на меня посмотрели, и я поняла, что вы не хотите".
     Я  тотчас  подумал, что  на самом  деле и Жильберта  и  Альбертина были
такими, какими  выдали  себя  взглядом  в  первое  мгновение, -  одна  перед
изгородью боярышника,  вторая  на пляже. И  это я неловкостью  все испортил,
поскольку понял их слишком поздно, когда уже  внушил, болтая  с ними, боязнь
показаться такими же разбитными, как в первую  минуту. Моя невстреча  с ними
была  еще поразительней, - хотя, по  правде  говоря, мой провал был не столь
абсурден, - и объяснялась теми же причинами, из-за которых Сен-Лу разминулся
с Рашелью.
     "И второй раз,  - продолжала  Жильберта, - много лет  спустя,  когда мы
столкнулись в дверях вашего дома, перед встречей у тетки Орианы; я не узнала
вас сразу, или, вернее, узнала  вас, не  узнав, потому что мне хотелось того
же, что в  Тансонвиле". - "В промежутке, однако, были  Елисейские  поля".  -
"Да, но  тогда вы  слишком сильно  меня любили, и  меня  все  это  несколько
тяготило".
     Я не спросил ее, кто шел с ней тогда по Елисейским полям, - в тот день,
когда  я захотел снова ее  увидеть, когда  это  было  еще  возможно, когда я
собирался помириться с нею, в тот день,  что, быть может, изменил бы всю мою
жизнь, -  если бы  я  не  встретил  те  две тени,  двигающиеся бок о  бок  в
сумерках. Спроси я  ее, и она, наверное, сказала бы  правду, как  сказала бы
правду Альбертина,  если бы воскресла. Но когда, спустя годы,  мы  встречаем
женщин, которых  мы  уже не  любим, между нами стоит смерть, будто их больше
нет в живых, - ибо со смертью любви умирают  и те, кем тогда были они, и те,
кем тогда были мы.  А может быть, она  не вспомнила, или солгала бы. В любом
случае, меня это  больше не  интересовало, потому что  мое сердце изменилось
еще сильней,  чем лицо Жильберты. Теперь  она  не  особо нравилась  мне,  но
главное заключалось  в  том,  что я уже  не  был  несчастлив,  я  не смог бы
вообразить,  вспомни я об этом снова,  что  это я так страдал, встретив  ее,
семенящую бок о бок с юношей, что  это я твердил себе: "Это конец,  я больше
никогда не  захочу ее  видеть".
Быстрый переход