|
– Не умеешь ты читать бабушкиных взглядов! – Я умру, я знаю! только бы скорей, ах, скорей! – говорила Вера, ворочая лицо к стене. Татьяна Марковна тихо покачала головой. – Нельзя жить! – с унылой уверенностью повторила Вера. – Можно! – с глубоким вздохом сказала Татьяна Марковна. – После… того?.. – обернувшись к ней, спросила Вера. – После того. Теперь Вера вздохнула безнадежно. – Вы не знаете, бабушка… вы не такая!.. – Такая!.. – чуть слышно, наклоняясь к ней, прошептала Татьяна Марковна. Вера быстро взглянула на нее с жадностью раза два, три, потом печально опустилась на подушки. – Вы святая! Вы никогда не были в моем положении… – говорила она, как будто про себя. – Вы праведница! – Грешница! – чуть слышно прошептала Татьяна Марковна. – Все грешны… но не такая грешная, как я… – Такая же… – Что?! – вдруг приподнявшись на локоть, в ужасом в глазах и в голосе, спросила Вера. – Такая же грешница, как и ты… Вера обеими руками вцепилась ей в кофту и прижалась лицом к ее лицу. – Зачем клевещешь на себя? – почти шипела она, дрожа, – чтоб успокоить, спасти бедную Веру? Бабушка, бабушка, не лги! – Я не лгу никогда, – шептала, едва осиливая себя, старуха, ты это знаешь. Солгу ли я теперь? Я грешница… грешница… – говорила она, сползая на колени перед Верой и клоня седую голову ей на грудь. – Прости и ты меня!.. Вера замерла от ужаса. – Бабушка… – шептала она и в изумлении широко открыла глаза, точно воскресая, – может ли это быть? И вдруг с силой прижала голову старухи к груди. – Что ты делаешь? зачем говоришь мне это?.. Молчи! Возьми назад свои слова! Я не слыхала, я их забуду, сочту своим бредом… не казни себя для меня! – Нельзя, бог велит! – говорила старуха, стоя на коленях у постели и склонив голову. – Встань, бабушка!.. Поди ко мне сюда!.. Бабушка плакала у ней на груди. И Вера зарыдала, как ребенок. – Зачем сказала ты… – Надо! Он велит смириться, – говорила старуха, указывая на небо, – просить у внучки прощения. Прости меня, Вера, прежде ты. Тогда и я могу простить тебя… Напрасно я хотела обойти тайну, умереть с ней… Я погубила тебя своим грехом… – Ты спасаешь меня, бабушка… от отчаяния… – И себя тоже, Вера. Бог простит нас, но он требует очищения! Я думала, грех мой забыт, прощен. Я молчала и казалась праведной людям: неправда! Я была – как «окрашенный гроб» среди вас, а внутри таился неомытый грех! Вот он где вышел наружу – в твоем грехе! Бог покарал меня в нем… Прости же меня от сердца… – Бабушка! разве можно прощать свою мать? Ты святая женщина! Нет другой такой матери… Если б я тебя знала… вышла ли бы я из твоей воли?.. – Это мой другой страшный грех! – перебила ее Татьяна Марковна, – я молчала и не отвела тебя… от обрыва! Мать твоя из гроба достает меня за это; я чувствую – она все снится мне… Она теперь тут, между нас… Прости меня и ты, покойница! – говорила старуха, дико озираясь вокруг и простирая руку к небу. У Веры пробежала дрожь по телу. – Прости и ты, Вера, – простите обе!.. Будем молиться!.. Вера силилась поднять ее. Татьяна Марковна тяжело встала на ноги и села на кушетку. Вера подала ей одеколон и воды, смочила ей виски, дала успокоительных капель и сама села на ковре, осыпая поцелуями ее руки. – Ты знаешь, нет ничего тайного, что не вышло бы наружу! – заговорила Татьяна Марковна, оправившись. |
