|
– Что такое про бабушку? – тихо и вкрадчиво повторил он. – Ah, c'est degoutant. Никто не верит, все смеются над Тычковым, что он унизился расспрашивать помешавшуюся от пьянства нищую… Я не стану повторять… – Я вас прошу… – нежно шептал он. – Вы хотите? – шептала и она, склоняясь к нему, – я все сделаю – все… – Ну, ну?.. – торопил он. – Эта баба – вон она тут на паперти у Успенья всегда стоит – рассказывала, что будто Тит Никоныч любил Татьяну Марковну, а она его… – Я это знаю, слышал… – нетерпеливо перебил он, – тут еще беды нет… – А за нее сватался покойный граф Сергей Иваныч… – Знаю и это, она не хотела – он женился на другой, а ей не позволили выйти за Тита Никоныча. Вот и вся история. Ее Василиса знает. – Mais non! не все тут. Конечно, я не верю… это быть не может! Татьяна Марковна! – Что же пьяная баба еще рассказывает? – допытывался Райский. – Что… в одну ночь граф подстерег rendez-vous Татьяны Марковны с Ватутиным в оранжерее… Но такое решительное rendez-vous… Нет, нет… – Она закатилась смехом. – Татьяна Марковна! Кто поверит! Райский вдруг стал серьезно слушать. У него проснулись какие-то соображения в голове и захватило дух от этой сплетни. – Дальше? – тихо спросил он. – Граф дал пощечину Титу Никонычу… – Это ложь! – вскочив с места, перебил Райский. – Тит Никоныч джентльмен… Он не вынес бы этого… – И я говорю «ложь»! – проворно согласилась Крицкая. – Он и не вынес… – продолжала она, – он сбил с ног графа, душил его за горло, схватил откуда-то между цветами кривой, садовничий нож и чуть не зарезал его… Райский изменился в лице. – Ну? – спросил он, едва дыша от нетерпения. – Татьяна Марковна остановила его за руку: «Ты, говорит, дворянин, а не разбойник – у тебя есть шпага!» и развела их. Драться было нельзя, чтоб не огласить ее. Соперники дали друг другу слово: граф – молчать обо всем, а тот – не жениться… Вот отчего Татьяна Марковна осталась в девушках… Не подло ли распускать такую… гнусную клевету! Райский от волнения вздохнул всей грудью. – Видите, что это… ложь! – сказал он, – кто мог видеть и слышать их? – Садовник спал там где-то в углу и будто все видел и слышал. Он молчал, боялся, был крепостной… А эта пьяная баба, его вдова, от него слышала – и болтает… Разумеется, вздор – кто поверит! я первая говорю: ложь, ложь! эта святая, почтенная Татьяна Марковна!.. – Крицкая закатилась опять смехом и вдруг сдержалась. – Но что с вами? Allons donc, oubliez tout! Vive la joie! – сказала она. – Что вы нахмурились? перестаньте. Я велю еще подать вина! – Нет, нет, я боюсь… – Чего, скажите!.. – томно спросила она. – Дурно сделается… я не привык пить! – сказал он и встал с места. И она встала. – Прощайте, навсегда… – Куда! Нет, нет! – Я бегу от этих опасных мест, от обрывов, от пропастей!.. Прощайте, прощайте!.. Он схватил шляпу и быстро ушел. Она осталась, как окаменелая, потом проворно позвонила. – Коляску мне! – сказала она вошедшей девушке, – и одеваться – я еду с визитами! Райский вышел от нее, и все вылетело у него из головы: осталась – одна «сплетня»! Он чувствовал в рассказе пьяной бабы – в этой сплетне – истину… У него в руках был ключ от прошлого, от всей жизни бабушки. |
