Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой, —

         Смешна любовь напоказ!

         Но всё ж тайком от матери строгой

         Она прибегает не раз.

         Свою мандолину снимаю со стенки,

         Кручу залихватски ус…

         Я отдал ей всё: портрет Короленки

         И нитку зеленых бус.

         Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,

         Грызем соленый миндаль.

         Нам ветер играет ноябрьскую фугу,

         Нас греет русская шаль.

         А Лизин кот, прокравшись за нею,

         Обходит и нюхает пол.

         И вдруг, насмешливо выгнувши шею,

         Садится пред нами на стол.

         Каминный кактус к нам тянет колючки,

         И чайник ворчит, как шмель…

         У Лизы чудесные теплые ручки

         И в каждом глазу – газель.

         Для нас уже нет двадцатого века,

         И прошлого нам не жаль:

         Мы два Робинзона, мы два человека,

         Грызущие тихо миндаль.

         Но вот в передней скрипят половицы,

         Раскрылась створка дверей…

         И Лиза уходит, потупив ресницы,

         За матерью строгой своей.

         На старом столе перевернуты книги,

         Платочек лежит на полу.

         На шляпе валяются липкие фиги.

         И стул опрокинут в углу.

         Для ясности, после ее ухода,

         Я все-таки должен сказать,

         Что Лизе – три с половиною года…

         Зачем нам правду скрывать?

    1927

    Париж

Легкие стихи

         В погожий день,

         Когда читать и думать лень,

         Плетешься к Сене, как тюлень,

         С мозгами набекрень.

         Куст бузины.