И женский плач, звеня в висках, пугает близкой

         небылицею…

         А в стороне, сбив нас в ряды – для всех чужие

         и безликие, —

         На спинах мелом унтера коряво пишут цифры

         дикие.

    1914

На фронт

         За раскрытым пролетом дверей

         Проплывают квадраты полей,

         Перелески кружатся и веют одеждой зеленой,

         И бегут телеграфные нити грядой монотонной…

         Мягкий ветер в вагон луговую прохладу принес.

         Отчего так сурова холодная песня колес?

         Словно серые птицы, вдоль нар

         Никнут спины замолкнувших пар, —

         Люди смотрят туда, где сливается небо с землею,

         И на лицах колеблются тени угрюмою мглою.

         Ребятишки кричат и гурьбою бегут под откос.

         Отчего так тревожна и жалобна песня колес?

         Небо кротко и ясно, как мать, —

         Стыдно бледные губы кусать!

         Надо выковать новое, крепкое сердце из стали

         И забыть те глаза, что последний вагон провожали.

         Теплый ворот шинели шуршит у щеки и волос, —

         Отчего так нежна колыбельная песня колес?

    Август 1914

На этапе

         Этапный двор кишел людьми – солдатскою толпой.

         Квадрат казарм раскинул ввысь окошек ряд слепой.

         Под сапогами ныла грязь, в углу пестрел ларек, —

         Сквозь гроздья ржавой колбасы дул вешний ветерок.

         Защитный цвет тупым пятном во все концы —

         распух,

         От ретирадов у стены шел нудный смрадный дух…

         Весь день плывет сквозь ворота солдатская река:

         Одни – на фронт, другие – в тыл, а третьи —

         в отпуска…

         А за калиной возле бань в загоне – клин коров.

         Навоз запекся на хребтах… Где луг? Где лес?

         Где кров?.