Дети где-то сами по себе. У меня один в Таиланде смысл жизни ищет, а второй тут… зажигает. От вен ничего уже не осталось. Ничего?
– Понимаю, Иван Петрович. Но не вечно же в инспекторах ходить? Справлюсь как-нибудь. Силы пока есть, здоровье тоже. Справлюсь!
Пестрая лента почти полностью закрыла вид на решительного паренька, искрясь и переливаясь. Пришлось поморгать, чтобы вернуться обратно в кабинет.
– Есть вариант, Сережа, – как-то вдруг приняв решение, негромко сказал Иван Петрович. – Ты можешь прямо сейчас занять мое место, если согласишься на одно небольшое условие.
– Все, что угодно… – нервно сказал сотрудник. – Согласен с чем угодно!
– Даже убить кого-нибудь? – хохотнул Иван Петрович, откидываясь на высокую спинку кресла.
– Даже так, – не задумываясь, ответил Сергей.
Если бы Иван Петрович мог его разглядеть, он поразился бы решительному взгляду и упрямо выпяченной вперед нижней челюсти, довольно безвольной в остальное время. Но не смог и не разглядел, да и ни к чему это было.
– А не надо никого убивать, Сергей. Даже калечить не придется, прикинь? Просто повторишь за мной одну недлинную фразу – и все.
Иван Петрович надел очки, важно глянул на взволнованного парня и потянул на себя ящик стола, где много лет пылились лежавшие на боку песочные часы – маленький хрупкий сувенир с тяжелыми золотыми подставками сверху и снизу.
Ставить их давно уже не приходилось, но, видимо, пора.
– Значит, – сказал Иван Петрович, поставив часы на стол. – Без принуждения и по доброй воле… Ты повторяй за мной, слово в слово!
– …без принуждения и по доброй воле…
– Я согласен на обмен телом с владельцем часов. Да будет так!
– …будет так!
Легкое головокружение, посетившее затем Ивана Петровича, было ничто по сравнению с многомесячными головными болями, от которых давно не спасали ни анальгетики, ни кеторол, ни спиртное. До прописанного врачами промедола он пока не дошел, но оставалось совсем недолго. Совсем.
Кабинет выглядел как-то необычно: то ли рост тому виной, то ли пока еще острое зрение. Возможно, все дело в том, что раньше Иван Петрович не мог видеть себя со стороны – неуклюжий толстяк в золотых очках, навалившийся на край стола грудью был неприятен на вид. Облысевшая голова в венчике седых волос, внутри которой только всевидящий томограф мог бы рассмотреть обширную неоперабельную опухоль. Короткие толстые пальцы, нервно шарившие по столу, вслепую, в поисках заветных часов.
Сергей, удивляясь давно забытой легкости движений, подцепил часы прямо из-под тянувшейся руки и сунул их в карман мерзкого блестящего пиджака. Они звякнули, встретившись там с телефоном, но, конечно, не разбились.
Разбить их, наверное, вообще невозможно. К тому же – лет через тридцать они снова ему пригодятся.
Метод Александра Корейко
Павлик с детства любил деньги.
Конечно, нет, он не был нумизматом и бонистом, прости Господи за такие умные слова! Павлик, кстати, их и не знал. А если знал, то забыл. Он любил деньги как материальное воплощение силы и возможности жить так, как хочется, а не учиться неведомой херне в школе и ВУЗе, не прилагать силы на постылой работе, чтобы озолотить хозяина, получив взамен шкурку от банана. Поэтому образование свое он умышленно прервал после девятого класса, получив на руки невзрачный аттестат о знании таблицы умножения, умении выпиливать деревянных медведей и неглубоких познаниях в основах физики твердых тел.
Все это были чепуха и непригодные во взрослом мире изыски. Деньги в аттестат никто вложить не озаботился, так что даже где именно валяется сейчас эта бумажка, он не знал. |