В кустах снова зашумело, но совсем не так: хруст веток, понизу, словно кто-то крупный продирался через заросли.

– А если медведь? – побледнела Ника. – Лешик, пошли отсюда, а?

Делать нечего, рванули в другую от шума сторону, как-то не сговариваясь и плюнув на все раскладки по сторонам света: смыться бы подальше, а там разберемся.

Тропинка попалась минут через пятнадцать преодоления препятствий, когда неудачник Витек, едва не выколов себе глаз, обзавелся живописной царапиной через все лицо из-за одного шипастого куста, Ника слегка подвернула ногу на неведомо откуда взявшейся кочке муравейника, а сам Алексей успел обругать самого себя не только матерно, но и на удивление зло. За спиной у них что-то шумело, хрустело и ухало, но теперь уже совсем далеко.

– Люди ходили! – заорал приятель, хлопнув Леху по плечу. – Люди! Вон, видишь – зарубки на стволе, свежие!

На зарубки, как это обозвал Витек, след на коре на удивление темной, почти черной сосны походил мало. Запекшийся янтарной смолой знак скорее напоминал сложную руну. Или вензель королевы Виктории, который на стене любил выбивать пулями Шерлок Холмс. Но одно очевидно – зверь такую штуковину не изобразил бы. Что-то среднее между звездой, крестом и чьим-то суровым профилем.

– Вижу, вижу. Не ори! Медведя подманишь. И стаю жако. Сам знаешь – воронежские попугаи настолько суровы…

Все трое расхохотались, несмотря на усталость и недавний испуг. К людям вышли, это главное, а детали уже не важны.

Тропинка прихотливо вильнула, спустилась в неглубокую ложбину, вывела наверх. Но, по сравнению с бегом через колючие кусты, идти было одно удовольствие. Даже Витек перестал ныть и расчесывать царапину – скакал как молодой, будто и не было нескольких часов блужданий. Ника слегка прихрамывала, но шла молча. Опять заросли, стволы сосен кривые, темные, тропка нырнула под их свод и…

– Епишкин огнемет! Памятник!

Алексей остановился. Очень странно – он много раз ходил сюда еще в детстве, с отцом, база отдыха была, считай, семейным местом отдыха. Да и потом, позже, с… Как же ее звали? Еще задолго до Ники. Света? Кажется, Света. Но не важно – памятник стоял здесь с советских времен и, если как и менялся, то только старел и ветшал: два алюминиевых крыла, стоящие вертикально рядом, звезда между ними. И лаконичное «Летчикам – защитникам воронежского неба» – на табличке внизу.

Память, вечная память…

Только сейчас перед ними было совершенно не то. Усманка, которая по всем расчетам, должна была остаться совершенно в другой стороне, была на месте. Площадка на высоком берегу, где и покоились погибшие в сорок втором герои – тоже, а вот на месте крыльев почему-то возвышался здоровенный, метра четыре в высоту и немногим меньше в обхвате, замшелый камень.

Или это не то место? Да нет, бред, нет в округе больше ничего подобного.

Но самым странным был даже не камень – без надписей, но с тем же затейливым знаком, вырубленным глубоко, блестевшим в лучах закатного солнца, просто вывалившийся не пойми откуда осколок скалы, – нет.

– Леш, какой-то он стремный… – тихонько сказал Витек, кивая в сторону человека в длинном зеленом плаще, стоявшего к ним спиной. – Сюда люди раз в сто лет же ходят, а тут он… И мы.

Человек стоял лицом к камню, его диковинное одеяние, к которому больше подходило позабытое «плащ-палатка», опускалось до земли. Казалось, будто перед ними еще один памятник, поменьше и не такой каменный. Только легкий ветерок с реки, трепавший густые длинные волосы незнакомца, решительно спорил с этой точкой зрения.