Мимо гордо прошествовало семейство: пузом вперед отец в странном черном пенсне с заушинами, его несомненная супруга и двое детей. Все четверо наряжены в какие-то блестящие, будто из фольги от жуковского чая, куртки, мешковатые штаны на манер крестьянских, вязаные шапки. Даже для рождественского маскарада наряды странные, подумал человек. Вероятно, клоуны. Или иностранцы. Из-за масок лица разглядеть было сложно.

Ветер поднял снежную воронку, покрутил ее в воздухе и бросил человеку в лицо, заставляя зажмуриться.

– Алеша?

Он открыл глаза. Вместо ушедшей дальше семьи перед ним стояла девушка.

– Мария?! Машенька? Но ты же… Постой, тебе холодно так, я сейчас, сейчас…

Человек непослушными пальцами уже расстегивал пальто. Немудрено: девушка словно вышла из летнего парка, в тонком платье, туфлях, с уложенной заботливыми руками служанки прической. Снег засыпал и ее, не тая.

– Оставь, Алеша. Я не замерзну.

Его холодные пальцы замерли на предпоследней пуговице. Револьвер. Там, во внутреннем кармане – оружие, если снять пальто, куда его деть? За пояс?

С Миллионной высыпала на площадь кучка молодежи, они что-то кричали, размахивая яркими шарфами, белыми с синим, одинаковыми у всех. Тоже клоуны?

Алексей завороженно смотрел на невесту. Бывшую невесту, конечно же. Давно уже мертвую из-за испанки. Уже три года как, только портрет и остался, а она…

Он смутился. Девушка улыбнулась и провела рукой по его щеке. Холод вокруг? Да бросьте, вас просто не касалась покойница. Зимний дворец за ее спиной казался теплее и уютнее этих ледяных пальцев, этой – словно вырезанной из льда – руки.

– Но как ты…

– Молчи. Просто молчи. Я хочу посмотреть на тебя, любимый. Считай это рождественским чудом, хотя еще рано. Сейчас пышнее празднуют новый год.

– Сейчас?..

– Молчи.

Она была молода и прекрасна. Алексей замер, не обращая внимания на холод, на снежное марево, людей вокруг и светящийся синим конус елки. Он понимал, что небрит уже неделю, что от портянок, если удастся вытащить ноги из сапог, повалит пар вкуса иприта, что чертов чухонец смог убежать, пока он здесь валандается с призраком прошлого, но… Но – плевать!

– Я люблю тебя, Маша.

– И я тебя, Алеша… Жаль, что так все вышло, жаль, но мы смогли встретиться еще раз сегодня. И это прекрасно.

Откуда-то донесся перезвон часов, колокольная перекличка, потом глухие удары: раз, второй, третий. С каждым ударом курантов Мария становилась прозрачнее, все дальше и дальше отодвигалась от него, уходя прочь. Вот ее тонкая фигурка уже возле стены дворца, а удары часов все продолжались и продолжались.

Алексей сдернул с головы шапку, ему внезапно стало жарко. Снег падал и не мог остудить его, таял, касаясь лба.

Наконец видение пропало. Дворцовая площадь была заполнена людьми, до которых ему не было дела.

Любовь жива, пока хоть кто-то о ней помнит. И сами люди не умирают навсегда, они где–то рядом с нами, они в нас тенями и воспоминаниями.

– Какой странный сон… – пробормотал он. – Какой прекрасный…

В толпе Алексей заметил подозреваемого. Перепуганный, зыркающий прозрачными глазами чухонец, в своей натянутой на уши кепке и кожаной куртке выделялся среди празднично одетых людей как рыжий пес на снегу. Не к месту и не ко времени.

– Юхани! – крикнул Алексей и вновь полез за револьвером. – Стой, стрелять буду!

Люди, конечно, кругом. Но и у него задание, именем революции, не как-нибудь.