Изменить размер шрифта - +
Мой хочет, чтоб все у него было под рукой, мой привык к определенному
порядку  и  так  далее.  И  вот прихожу  я домой  и  тотчас  попадаю  в плен
размеренного  строя моих привычек; выдумала их  она, но я обязан подчиняться
им, чтоб не обмануть ее воображения,  будто я  так хочу. Сам  не зная как, я
втягиваюсь  в  эту  систему  привычек,  уготованных  мне,  невольно  начинаю
чувствовать себя ужасно  важным и полным достоинства, потому что моя особа -
центр всего,  и я удивленно  поднял бы брови, если б домашние  туфли ожидали
меня на пядь в стороне  от  обычного  места. Я сознаю: жена завладевает мною
через  эти  привычки, и чем  далее,  тем более  она  меня  ими  связывает. Я
поддаюсь охотно, - во-первых, это удобно, а во-вторых, в общем, льстит моему
самоуважению. А скорее всего  я  понемногу  старею, потому что  мне удобно и
хорошо с этими привычками, как дома.
     А жену  радует, что она  так царит  в бельэтаже вокзального здания,  за
окнами,  заставленными белыми  петуниями. У каждого дня - свой, раз навсегда
определенный, почти  священный распорядок;  я  уже наизусть  изучил  все эти
мелкие, каждодневные,  приятные звуки. Вот тихонько встает  жена, накидывает
халат  и на цыпочках уходит  в кухню. Там уже заворчала  кофейная мельничка,
шепотом отдаются распоряжения,  чьи-то руки бесшумно вешают  мой  вычищенный
костюм на спинку стула; а я  послушно прикидываюсь  спящим - до  той минуты,
когда войдет жена, уже причесанная,  красивая,  и поднимет жалюзи.  Если б я
открыл глаза чуть раньше, она  огорчилась бы: "Я тебя разбудила?" И так день
за днем, год за годом; все это вместе называется "мой порядок", но сотворила
его  она и зорко следит  за  его  исполнением;  она госпожа в  доме, но  все
делается ради  меня - так у  нас  все поделено  честно,  по-супружески. Я, в
служебной фуражке, внизу, обхожу станцию от блокпоста к  блокпосту,  это мое
хозяйство; вероятно, я -  могущественный и строгий начальник, потому что все
становятся беспредельно точными и  усердными, стоит  мне показаться  в виду;
смотреть - вот главная моя работа. Потом я иду пожать руку усатым лесничим -
они люди многоопытные и знают, что такое порядок.
     Господа в зеленых  шляпах уже  почитают долгом  подать руку  начальнику
станции; он ведь такая  же неотъемлемая фигура в  этом  месте, как священник
или здешний доктор, почему и надлежит поболтать с ним о здоровье и о погоде.
И вечером начальник  станции  заметит  между  прочим: "Был  тут граф имярек,
что-то худо он выглядит". Жена кивнет, - по ее мнению,  это  просто возраст.
"Какой там возраст! -  запротестую я с обидой человека, которому пошел пятый
десяток,- Ему ведь только шестьдесят!" Жена улыбнется, взглянет на меня, как
бы говоря: ну, ты-то что, ты в расцвете сил; вот что значит спокойная жизнь!
Потом - тишина; лампа жужжит, я читаю газеты, жена -  немецкий роман. Знаю -
роман очень трогательный, о  великой и чистой любви,  она до сих пор страшно
любит читать подобные вещи, и вовсе ее не смущает, что в  жизни  все не так.
Ведь супружеская любовь - совершенно  иное дело; она - тоже часть порядка, и
потом - это полезно для здоровья.
Быстрый переход