Изменить размер шрифта - +
К счастью, мы обычно не
знаем,  какими предстают наши побуждения  и дела перед другими людьми;  быть
может,  мы ужаснулись бы того перекошенного, неясного представления, которое
сложилось о нас  даже у тех, кто к  нам расположен. Необходимо сознавать эту
сокрытость  подлинного  существа  человека  и  его  внутренней  жизни,  чтоб
постараться узнать его справедливее  -  или, по крайней мере, больше уважать
то, чего  мы о нем не знаем. История  Гордубала  была написана зря,  если не
стало ясно, какая страшная и всеобщая кривда совершена над человеком.
     Познание людей для нас во многом ограничено  тем,  что мы присуждаем им
определенное место в своей системе жизни. Как по-разному являются нам одни и
те же люди, одни и те же факты в восприятии Гордубала,  в глазах полицейских
и в  нравственной  точке зрения  суда! Прекрасна  и молода Полана, какой  ее
видит Гордубал, - или стара и  костлява, как о ней говорят другие? Вопрос по
видимости простой и  даже несущественный, но  от  этого  зависит -  убил  ли
Штепан Манья (в действительности его звали Василь Маняк, а Гордубала, - Юрай
Гардубей) из любви или из корысти; все дело обернется иначе в зависимости от
ответа на этот вопрос. И таких загадок  много. Каким же  был Гордубал, какой
была  Полана? И был ли Штепан мрачным преступником - или симпатичным парнем,
которого  боготворила маленькая  девочка  Гафия? И каким образом связана  со
всем этим проблема земли и тот жеребчик? История, первоначально примитивная,
распадается на ряд неразрешимых и спорных загадок, стоило только включить ее
в   различные   системы   и  подвергнуть   различным   толкованиям.   Трижды
пересказываются  здесь одни и те же события: сначала так, как их воспринимал
Гордубал, потом - как их увидели полицейские, и наконец - как оценил их суд;
чем дальше, тем сильнее скрипит все  сооружение под тяжестью  противоречий и
несообразностей -  несмотря  па то или именно потому,  что  хотят установить
правду.  Это  не  значит,  что  правды  нет,  но  она  глубже  и труднее,  а
действительность  - куда шире и сложнее, чем принято думать. Повествование о
Гордубале  заканчивается  не  исправленной  кривдой,  вопросом  без  ответа;
неопределенность венчает  ее  там, где читатель  ждет,  что  его отпустят  с
миром. Так в чем же подлинная правда о Гордубале и Полане,  в чем - правда о
Манье?  А что, если правда-то эта - нечто более объемное, обнимающее все эти
толкования, но и выходящее за их пределы? Что, если подлинный Гордубал был и
слаб и мудр,  Полана -  прекрасна, как дворянка, но и измождена, как  старая
мужичка, что, если Манья был мужчина, способный убить из любви, - и человек,
убивающий ради денег? На  первый  взгляд -  хаос, и  мы не знаем, как к нему
подступиться,  и  вовсе он  нам  не  по вкусу;  обязанность  писателя  -  по
возможности как-нибудь привести в порядок то, что он нагромоздил.
     На то  и есть "Метеор" - вторая  часть трилогии. Здесь  тоже в трех или
четырех вариантах излагается жизнь человека но изложение - обратное первому:
люди здесь всеми способами стараются  отыскать  утерянное  сердце  человека;
дано только тело его,  и к нему-то стараются найти соответствующую жизнь.
Быстрый переход