Ну, спасибо, дядя Вова!

— Юль, я не могу себе позволить работать бесплатно, — отбросив всякий такт, объявила я.

— Он и об этом предупредил, — спокойно отбила Юлька. — Случаются в жизни некие ситуации, мимо которых пройти не получается. Знаешь, чьи слова?

— Не помню, — отмахнулась я.

— Твои. Помнишь Анну Борисовну?

С трудом, но вспомнила. Главбух на нашей общей с Юлькой работе, скромная и очень позитивная женщина. Всегда сливала нам информацию о предстоящих премиях, чтобы поднять настроение. Вспомнила и внезапный звонок от ее дочки, которая попала в аварию на трассе километрах в ста от Тарасова, а после была отправлена в областную больничку. И так вышло, что Анне Борисовне быстро туда никак было не добраться, и помочь некому — новогодний корпоратив, наши доблестные мужики уже поснимали погоны и отметили, а я даже не начинала, потому что собиралась домой по причине резко поднявшейся температуры. А потом мы с Анной Борисовной ехали по той самой трассе, искали ту самую больницу, а нас не хотели пускать на территорию в половине второго ночи, и мне пришлось достать ксиву.

— Господи, сколько пафоса-то! — не удержалась я.

Юлька расхохоталась на том конце трубки.

— Так что скажешь, Тань? Возьмешься?

Я осмотрелась. Банка с кофе молча взывала ко мне с края кухонного стола. Настенные часы показывали половину седьмого вечера. Вот-вот начнет темнеть, а пока солнце не закатилось за дома, за окном из последних сил полыхал осенний вечер, и каждый день пахло дождем. Самое время греться в своей норе, но…

Случаются в жизни некие ситуации, мимо которых пройти не получается.

— Надо бы нам увидеться, Юль. И лучше бы у тебя дома.

Я подъехала, когда совсем стемнело. Юлька встречала меня на улице около подъезда. Пока я парковалась, она топталась под козырьком, потому что вышла в тапочках и наброшенной на плечи курточке. И выскочила она мне навстречу по той причине, что, по ее словам, в их доме барахлит домофон.

В тепле ее квартирки я чуть было не уснула, но крепкий чай и Юлькин рассказ о соседях сделали свое дело — вскоре я слушала ее с нарастающим интересом.

Семья Бураковых была образцово-показательной. Родители-врачи, двое детей с разницей в девять лет. И жили бы себе спокойно, если бы не случилась беда: сначала умер отец семейства, а через полгода Маша и Сергей похоронили мать. Юля помнила те дни, когда встречала черного от горя соседа. Молодой парень мгновенно превратился в сурового неразговорчивого мужика. Рассказала, как однажды вечером, перекрестившись, решительно позвонила в их дверь и протянула через порог кастрюлю с теплыми ватрушками. Как не хотели брать, как им всем было неловко. Юля терпеливо налаживала контакт с ребятами, ведь до этого с ними близко не общалась. Еще когда были живы их родители, она чаще всего виделась с их мамой, которую по-простому называла тетей Валей. Валентина Георгиевна трудилась дефектологом в одной из спецшкол Тарасова, но порой подрабатывала и частным образом. Иногда она рассказывала Юле о своей работе. Восхищалась терпением родителей или возмущалась, если ее маленьких пациентов начинали обижать или лечить так, как было ни в коем случае нельзя.

— Пятилетний ребенок — аутист, — чуть не плакала она. — Живет с мамой и бабушкой. Отец — тот еще тип, из тех, которые все знают лучше других. Бывает у сына редко, после его визитов мальчик всегда плачет, потому что папа пытается за один час своего пребывания в квартире вырастить из ребенка настоящего мужика. Так вот, он в какой-то момент решает, что бывшая жена все делает неправильно, и если отвести сына на концерт рок-группы, то мальчику с диагнозом аутизм это пойдет на пользу. Ну а что тут такого, рассуждает он, пусть пацан развивается, хоть так мир увидит.