Нерешительно помявшись у входа, я двинулась дальше. Что полагается делать в церкви? Наверное, надо купить свечки и поставить к иконам.

Слева и справа от входа располагались широкие прилавки. На них плотными рядами лежали книги, большие и маленькие иконы, распятия, крестики, цепочки и много чего. Торговля шла бойко. Девушка примерно моих лет выбирала колечко. Мужчина купил массивный серебряный крест и поинтересовался:

– Для автомобиля иконки есть?

– Конечно, – ответила молодая женщина в скромном светлом платочке и принялась показывать требуемое. Мужчина качал головой, перебирая образа и распятия.

– Что вам? – вполголоса деловито осведомилась другая продавщица. Я сразу не заметила ее, потому что она копошилась под прилавком и только сейчас вынырнула оттуда.

– Дайте свечки, пожалуйста.

– Выбирайте – по двадцать, тридцать пять или дороже?

Я купила три самые дорогие, не взяла сдачу и направилась в глубь церкви. Расставила свечки у образов. Постояла и посмотрела на иконы. Теперь я и сама не понимала, чего хотела от этого посещения. Надеялась на озарение? Ждала, что откроется истина, придет понимание, что со мной происходит?

Но ничего такого, разумеется, не случилось. Я вообще не ощущала здесь присутствия бога, какой-то святости или еще чего-то возвышенного. Обычное помещение, где на стенах висят красивые картинки, а сквозь аромат воска и ладана пробивается свежий запах краски. Да и прилавки эти…

Ненамоленное место, всплыло в памяти. А может, бог просто не захотел показать мне своего присутствия. С чего бы? Всю жизнь я о нем не вспоминала, а тут вдруг решила, что он явит себя по первому зову.

Так или иначе, зря пришла.

Из-за алтаря вышел священник в нарядном золотистом облачении. Он тоже был молодой, под стать церкви. Быстро зашагал к выходу, и из-под подола выглядывали белые кроссовки. Я развернулась и пошла следом.

Священник стоял на крыльце и беседовал с молодой парой. Судя по обрывкам фраз, речь шла о крещении младенца. Я начала спускаться по лестнице и вдруг споткнулась от неожиданности.

Что-то щелкнуло в моей голове, и я вспомнила то, что упускала из виду. Теперь я точно знала, что меня беспокоило. Вот тебе и озарение.

Я сбежала со ступенек, пытаясь привести мысли в порядок. Надо тщательно все обдумать, понять, действительно ли все это имеет важное значение.

Азалия знала, что дядя Альберт умер, хотя никак не могла этого знать! Вот что крутилось у меня в голове.

Когда Зоя Васильевна позвонила сообщить о его смерти, мачеха нежилась в ванной. Звонок был на городской телефон, но подслушать по параллельному аппарату она не могла. Душевая кабина телефоном не оснащена, переносных трубок в квартире нет. Телефонной розетки в ванной комнате – тоже. Выходит, возможность, что Азалия взяла стационарный аппарат и подключила там, исключалась.

Выйдя, она вскоре отправилась на работу. Я о смерти дяди Альберта с ней не говорила. Общих знакомых у Азалии и Асадова не было. Поэтому о его смерти ей никто сообщить не мог. Если и существовала такая вероятность, она была микроскопической. Вряд ли ее стоило принимать во внимание. Итак, знать она не могла.

И тем не менее знала!

Знала и встретила меня вопросом, как прошли похороны. А если вспомнить, что однажды пообещала, мол, дядя Алик пожалеет о своей болтливости…

Но ведь никакого отношения к смерти Асадова Азалия иметь не могла: он умер от сердечного приступа, это подтвердили врачи.

Все произошло так же, как с папой.

Бессмыслица, бред. Погруженная в свои мысли, я быстро шла мимо блочных пятиэтажек к своей машине. Что это за пустырь? Откуда он здесь взялся? Вроде бы раньше его не было.