То, что я чувствовала в эти минуты, сложно было назвать страхом. За последние сутки я уже почти потеряла способность бояться и удивляться чему-либо. Мне казалось, что я одновременно существую в двух мирах: нормальном и зазеркальном, где возможно всякое, как на картине Сальвадора Дали. Было похоже, что я постепенно покидаю наш мир, перемещаясь в потусторонний. Меня все глубже затягивало в нереальность, и сил для сопротивления почти не оставалось.

Почему так происходит? Возможно, потому, что иная, запредельная вселенная существует, и по каким-то неведомым причинам иногда открывается избранным.

А возможно, просто потому, что я психически больна.

И то и другое – ужасно.

– Послушайте, – обратился ко мне другой мужчина, – мы понимаем ваше горе, но и вы должны понимать…

Он говорил, но я уже не слышала. Потому что в комнате раздался другой голос, хорошо знакомый, но сильно искаженный.

– Детка, детка, – проквакало нечто, при жизни бывшее Альбертом Асадовым, – папаше-то привет передать? А уж он как ждет, как ждет… Мы оба ждем! Недолго осталось, совсем недолго!

Существо захихикало, закряхтело, завозилось в своем коконе. Руки двигались, силились выпутаться и дотянуться до меня. Правая ладонь уже выпросталась и шевелилась, похожая на бледную рыбину. Голова приподнялась, и изо рта потекла густая темная жидкость. Остро запахло гнилью.

Я почувствовала, как кто-то сзади ухватил меня за локоть, и завопила, как никогда в жизни. Кричала, разрывая связки, а труп заходился мерзким хохотом, неуклюже приподнимаясь и усаживаясь на столе.

Это было последнее, что я увидела перед тем, как потерять сознание.

Очнулась в незнакомой комнате. Пахло нашатырным спиртом, валерианой и еще какими-то медикаментами. Приоткрыла глаза, но тут же закрыла снова. Интересно, где это я? Что произошло? Похоже, придется вставать, хотя и не хочется: слабость нестерпимая. Будто всю ночь вагоны разгружала.

Я облизнула губы и снова с трудом разлепила глаза. Возле окна сидела незнакомая пожилая женщина в очках и читала книгу. На ней было цветастое платье, кружевная шаль и черный платок.

Черный… Траурный… Я вспомнила. О господи! Лучше бы и не приходила в себя.

– Здравствуйте, – прошептала я, преодолевая боль в горле.

Женщина вскинулась, отложила книгу, засунув между страниц очки, и подошла к кровати.

– Проснулась? И слава богу!

– Где я? Я… упала в обморок?

Женщина оказалось словоохотливой и, не дожидаясь наводящих вопросов, подробно поведала, что произошло. Она соседка из двадцать шестой. Антонина Федоровна, можно тетя Тоня. Все уехали на кладбище, а ее оставили присмотреть за мной, потому как мне стало плохо. Я зашла попрощаться с покойным, стояла-стояла, да вдруг закричала и упала.

Вызвали «Скорую». Врачи сказали, глубокий обморок из-за шока и потрясения. В этом месте соседка прервала рассказ и сочувственно вздохнула, давая понять: она в курсе, что я недавно похоронила отца.

Врачи укол сделали да уехали. Сказали, отдыхать надо. Не нервничать.

«Да уж, – усмехнулась я про себя, – не нервничать сейчас легче легкого».

– Спасибо вам. Домой пойду. – Я попробовала сесть. Голова слегка кружилась, тело ломило. Лицо горело, как при высокой температуре.

– Да у тебя жар! – Тетя Тоня положила ладонь мне на лоб. – Точно! Горишь вся!

– Простыла, наверное, – пробормотала я. – Ничего, отлежусь.