|
Он получал наслаждение в эрогенных зонах от тех, кто за ним приглядывал, – то есть от матери, – и указанное обстоятельство не могло не сказаться на последующем выборе объекта влечения; однако стоит иметь в виду, что он, возможно, и раньше привык доставлять себе такое наслаждение аутоэротическим путем, что он принадлежит к числу тех детей, которые любят задерживать дефекацию до тех пор, пока испражнение не начнет доставлять физическое наслаждение. Я говорю лишь, что это возможно, поскольку в анализе это не выяснено; «шум ногами», перед которым Ганс позже испытывает сильный страх, указывает именно в этом направлении. Так или иначе, эти источники наслаждения не выделяются у Ганса сколько-нибудь особенно в сравнении с прочими детьми. Он рано научился опрятности; ночное и дневное недержание мочи не играло никакой роли в его первые годы; не было и намека на отвратительную для взрослых привычку играть своими экскрементами (эта привычка вновь часто появляется на исходе психической инволюции).
Отметим здесь же, что мы, несомненно, наблюдаем в период фобии Ганса вытеснение этих обоих хорошо развитых элементов. Он стыдится мочиться перед посторонними, корит себя за то, что трогает рукой свою «пипиську», старается покончить с мастурбацией и выказывает отвращение к «ка-ка», «пи-пи» и всему, что об этом напоминает. В фантазии об уходе за «своими детками» он справляется с этим поздним вытеснением. Сексуальная конституция наподобие той, какая наличествует у Ганса, не содержит, по-видимому, предрасположенности к развитию перверсий или их негатива (здесь мы ограничимся истерией). Насколько я могу опираться на свой опыт (а здесь действительно необходимо проявлять осторожность), прирожденная конституция истериков – при перверсиях это почти самоочевидно – отличается тем, что область половых органов как бы затеняется прочими эрогенными зонами. Из этого правила, впрочем, имеется одно определенное исключение в сексуальной жизни: у тех, кто позднее склоняется к гомосексуальности, наблюдается то же инфантильное преобладание интереса к области половых органов (в особенности к пенису), что и среди нормальных людей. Это, если угодно, превознесение мужского полового органа, разделяемое гомосексуалистами, становится определяющим: в детстве такие особы избирают женщину своим сексуальным объектом до тех пор, пока подозревают у нее обязательное наличие того же органа; но стоит убедиться, что женщины «обманывают» их в этом отношении, как те становятся для них неприемлемыми в качестве сексуального объекта. Они не могут вообразить без пениса человека, который должен их привлекать в сексуальном отношении, и при благоприятном случае направляют свое либидо на «женщину с пенисом», то есть на юнцов женоподобного облика. Итак, гомосексуалисты суть люди, которые вследствие эрогенного значения собственных гениталий лишены возможности принять сексуальный объект без схожих половых органов. На пути развития от аутоэротизма до любви к внешним объектам они застревают на фиксации промежуточного состояния. Нет никакого основания допускать существование особого гомосексуального влечения. Гомосексуализм вырабатывается не вследствие особенности во влечении, но в выборе объекта. Я могу сослаться на указание, которое я сделал в «Очерках по теории сексуальности», что мы ошибочно принимаем сосуществование влечения и объекта за глубокую связь между ними. Гомосексуалист со своими, быть может, нормальными влечениями не может развязаться со своим объектом, выбранным им благодаря известному условию. В своем детстве, когда это условие обычно имеет место, он может вести себя как наш маленький Ганс, который без различия нежен как с мальчиками, так и с девочками и который при случае называет своего друга Фрица «своей милейшей девочкой». Ганс гомосексуален, как все дети, соответственно тому, что он знает только один вид половых органов, такой, какой у него. |
