Вообще-то «рокки», значит, скалистый, но поправлять пустяковую неточность я не стала. Зато я могла ответить на интересующий чадо вопрос. Ну, кажется, могла.

— Имя старинное, так что точно сегодня уже никто не знает. Есть разные варианты, — дитя слушало, распахнув глаза, и даже, кажется, чего-то понимало. — Чаще всего считают, что имя Вячеслав произошло от слова «вече». Было в древнем Новгороде такое народное собрание.

— Знаю! Вроде нашей Думы. У меня есть эн-цик-ло-пе-дия, — выговорив трудное слово, Славик перевел дух. — По истории. Для детей, — уточнил он с нескрываемым презрением. — Там картинка. Все серые и шапки бросают.

Признаться, более краткого и точного описания принципов народовластия я не встречала — «все серые и шапки бросают», ну надо же!

— Вот-вот. Тогда получается, что Вячеслав — тот, кого прославило народное собрание. Вече.

— Там же «е»! А у меня «я», — удивился Славик.

— А ты уже буквы знаешь? Может, ты еще и читаешь?

— Конечно! — оскорбленно фыркнуло чадо.

— Тогда ты можешь знать, что гласные умеют чередоваться. Ты загораешь, — я выделила голосом «о», — и на тебе появляется загар, — я ткнула в блестящую коричневую коленку. — Со словом «вече» то же самое. Тем более столько лет прошло. И опять же все равно сегодня никто точно не знает, как на самом деле в те времена произносилось «вече». Устраивает?

— Нормально.

— Можно теперь я спрошу?

Чадо пожало плечами, дескать, валяй, не возражаю.

— Почему ты решил, что я шпион?

Дитя фыркнуло:

— Подумаешь! Сразу видно. У таких старых тетенек не бывает таких ногтей. И вообще у них все руки в узлах, а у тебя гладкие. И шея, — добавил он после некоторого раздумья.

Да-а. Шея ладно, на шею можно платочек повязать. А с маникюром я прокололась. Ногти-то короткие, но обработанные как полагается. Впрочем, все одно я ничего сейчас с этим не сделаю.

— А ты по правде шпион? — настойчиво повторило дитя свой вопрос.

— Нет, не совсем, — честно ответила я. — Знаешь, несколько дней назад у вас…

— А-а, — чадо равнодушно повело узким плечом. — Этого зарезали, — он махнул в сторону нижнего этажа, — который дурью торговал.

— Господи, ты-то откуда знаешь? — обалдела я. Ну и дети пошли… Времена что ли такие перевернутые? Глядишь на дошкольного ребенка, слушаешь его и кажется, что ему по меньшей мере лет шестьдесят. Жуть!

Дитя хмыкнуло.

— Милиция приехала, труп выносили — как в «Разбитых фонарях»…

Он замолчал, вероятно, полагая, что прочие объяснения излишни.

— Про убийство понятно, про дурь откуда?

— Все знают, — опять фыркнуло хорошо информированное дитя.

Следующий вопрос я задала по какому-то наитию. Прямо не выходя из шока, вызванного продвинутостью современной молодежи. Это уже потом появились всякие логические объяснения — раз Славик видел, как приехала милиция, значит, гулял во дворе и, возможно, гулял достаточно долго для того, чтобы что-то видеть. Но рассуждения постфактум стоят недорого, а озарения необъяснимы.

— А нет ли чего-то, чего никто, кроме тебя не знает? Может, до того, как милиция приехала, ты что-то видел? Кто-то в подъезд входил или выходил…

Я глядела на Славика, как святой отшельник на посланца небес, но мой юный собеседник, похоже, уже потерял всякий интерес к разговору.

— Я че, смотрел, что ли? — но, подумавши, все же добавил нечто более содержательное: — А! Машина за нашим углом стояла, я ее раньше не видел.