— Я че, смотрел, что ли? — но, подумавши, все же добавил нечто более содержательное: — А! Машина за нашим углом стояла, я ее раньше не видел.

— Ты что, все здешние машины знаешь?

— А как же! — Славик сиял вполне заслуженной гордостью.

— И когда она стояла? Когда милиция приехала?

— Не, раньше. Я поел и гулять вышел, дом объехал, а она за углом стоит.

— Когда милиция приехала, она еще стояла?

— Не, уехала, давно уже.

— Ты видел, как она уехала?

— Ага. Интересно было — чья это.

— И чья же?

Ребенок нахмурился:

— Не знаю, дядьки какого-то, не нашего.

— В каком смысле «не нашего»?

— Ну-у… Он из нашего подъезда вышел, а сам тут не живет, я его не знаю.

— Что за дядька?

— Дядька как дядька, обыкновенный. А это он убил?! — в глазах снова заблестел интерес.

— Не знаю, Славик, — вздохнула я. — Как он хоть выглядел?

— Да обыкновенный. Старый уже.

Старый? Что за новости? Ах, ну да, ребенку даже восемнадцатилетние кажутся стариками.

— Старый, как тот, которого убили или как его сосед?

— Не, сосед совсем уж… Как тот, которого убили.

— Черный, белый?

— Негр, что ли? — развеселился Славик. — Нет, обычный дядька, — и серьезно добавил: — Не кавказец.

— Наверное, в большой шляпе, да?

— Не было у него никакой шляпы!

— Волосы какие?

— Не помню, — дитя пожало узкими плечиками. — Средние, наверное.

— Очки темные, шпионские и борода?

— Не, бороды не было. Очки? Не помню, может, и были. Да не смотрел я на него! — Славик, кажется, обиделся сам на себя: вот, может, видел самого убийцу и внимания не обратил. — Я же за машиной смотрел, она долго стояла. Я три раза дом объезжал, а она все была.

— Машину-то хоть запомнил?

— Че там запоминать! Так себе тачка, обыкновенная.

— Ну, какая обыкновенная? Цвет хотя бы…

— Белая «пятерка». Стекла не тонированные. Уже подгнившая. Красили давно, — скучно перечислял Славик. — На правом крыле клякса, ну, наклейка. Новенькая.

— Почему ты так решил?

— Гладенькая, блестящая… да видно же, что новая, недавно приляпали.

Какой наблюдательный мальчик…

— А на ветровом стекле ничего не висело?

— Три обезьянки.

— Что, сразу три? — удивилась я.

— Ну, эти, которые спиной друг другу и… — дитя поочередно зажало уши, глаза и рот, демонстрируя позы классической восточной троицы «не вижу, не слышу, не говорю злого». — Вот такие, — он показал размер в половину своей ладошки. — Вроде все. Номер надо?

Тут я чуть не свалилась со своего ящика во второй раз.

— Славик! Хочешь, я тебе мороженого куплю? Три порции. Или пять? Сколько хочешь!

— Не, я не люблю сладкое, — равнодушно отказалось дитя.

— А что ты любишь? — поинтересовалась я с некоторым трепетом. Я ведь уже знала, что чадо любит машины. А вдруг оно пожелает последнюю модель «ягуара». Или гоночный велосипед. Или хотя бы черной икры. Финансы, оставшиеся у меня после угощения трансформаторной компании, таких роскошеств не позволяли. К счастью, дитя за свою жизнь, похоже, уже успело научиться соразмерять свои желания с действительностью и поведало жутким шепотом, что любит минералку, особенно с газом, так что мама его даже дразнит — «и все мои подружки пиявки да лягушки. Фу, какая гадость!» — дитя довольно точно изобразило фрагмент арии Водяного из популярного мультика.