Валентина Николаевна сперва рьяно бросалась в бой, затем как-то остыла.

Гордеев сразу после моего визита куда-то уходил. Может, просто на рынок за продуктами, может, прогуляться, а может, и еще куда-то. Имеет ли это значение? Черт его знает!

Вадик врет, что они с Диной были близки, и врет, что в момент смерти Челышова был на пляже.

У дома в это время стояла чужая белая «пятерка».

На орудии убийства динины пальчики, зато на телефоне — вообще никаких.

В целом получался бред. Злокачественный. Шизофренический. А может, параноидальный. В общем, пора звонить психиатру.

— Ильин, мне кажется, что после того, как ты втравил меня во все это безобразие, ты, как честный человек, просто обязан на мне жениться, — в трубке послышалось сдавленное бульканье, затем непонятный хруст. Мне почему-то сразу представилось, как Никита наливает стакан воды из унылого стандартного графина, пьет — а затем откусывает кусок стакана. Никак иначе я услышанные звуки интерпретировать не смогла. Голос ненаглядного, последовавший за звуками, был, однако, ясен и чист:

— Когда мадам угодно? Завтра? Сегодня уже поздновато.

Тут уж я едва не откусила край кофейной чашки. Однако сдержалась и, как-то вдруг вспомнив, что звоню не ради сантиментов, а по делу, ответила почти спокойно:

— Мадам пока угодно истребовать аудиенции. И только попробуй сказать, что занят до самой пятницы!

— Не попробую, — хмыкнул Никита Игоревич. — Тем более что пятница — сегодня.

Явился он моментально. Вот если бы не труп господина Челышова, маячивший где-то в отдалении — о господи, ну и картинки у меня получаются! — можно было бы потешить самолюбие и решить, что Никитушка неровно ко мне дышит. И «ковать железо». Сразу. Но — дело прежде всего.

Да что же это за напасть — такой дивный мужик, и вечно между нами какие-то трупы валяются! Н-да, Маргарита Львовна, картинки у тебя получаются действительно… м-м… впечатляющие..

Я пыталась воспринять честно изливаемый на меня поток информации, но размышляла почему-то о совершенно посторонних вещах. Вот за что я Ильина до сих пор терплю? Глаза, конечно, фантастические — но сам-то, при всех своих достоинствах, совершенно невыносим. Призовой зануда. Фирменный. Наверное, за голос, больше не за что.

Ох, ну надо бы уже слушать — что он говорит, а не как. А, Риточка? Сосредоточиться надобно на смысле слов, а не на звуке. Да поняла, отвяжись, огрызнулась я на внутренний голос. Сосредоточиться? Это мы запросто. Хорошо рассказывает, зримо так: багровая лужа крови возле тела и миска ярко-красного салата на кухонном столе. Плюс нежно-розовые оттенки ветчины и контрастные акценты петрушки с укропом.

Что-то, однако, в этой картинке было не так. Наверное, желтого не хватает — и будет полный светофор. Кстати, а с чего это мне вдруг Бах вспомнился?

Из задумчивости меня вывел голос Ильина:

— Может, тебе подушку принести? Никогда бы не подумал, что описание места убийства может служить такой эффективной колыбельной.

— И ничего я не сплю! — огрызнулась я. — Это ты все время о сне думаешь, вот тебе и мерещится. А мне с закрытыми глазами слушать удобнее. Я, может, так лучше сосредотачиваюсь.

— А-а… — понимающе протянул Никита. — Тогда приношу свои извинения. И какие же плоды принесло ваше сосредоточение?

— Желтого не хватает! — автоматически выпалила я. Потом задумалась. — А может, и не желтого…

— Почему желтого? — обалдел Никита. Он, конечно, привык к моим неожиданным броскам, но это, похоже, было чересчур.

— Чтобы полный светофор был. Ладно, забудь, проехали, — слушала я и впрямь не очень внимательно, и, должно быть, поэтому почувствовала настоятельную необходимость поделиться полученной за день информацией.