|
Одна для лопаточек-половников, другая для ножей. Хозяйственный мужик был покойник. Ножа не хватает одного, длинного, которым воспользовался убийца. А должно бы не хватать еще по крайней мере одного короткого. Ни в жизнь не поверю, чтобы кто-то чистил перчики длинным ножом — неудобно страшно. Значит, уже вымыл? Тогда один из коротких ножей должен висеть мокрый, ну, влажный. Надо уточнить. Раковина. Пустая. А овощи он куда чистил? От помидорчиков, тем более от перчиков куча очисток и обрезков остается. Да и от зелени хвостики… Сразу в ведро? Вероятно. Над раковиной сушилка, вроде ничего в ней интересного. Смотрим дальше, видим стол — справа от входной двери. На столе тарелки с нарезанной ветчиной и осетриной, хлеб, бутылка с оливковым маслом, доска, на которой резали… Стоп! Не было доски. Ни одной. А должна быть. Даже если он резал ветчину и помидоры на одной и той же доске, что вряд ли… Ага, значит, все, что было нужно нарезать, к моменту убийства было уже нарезано. Сразу помыл доски и повесил на место. Вместе с ножом. Это возможно, аккуратность и педантичность — они или есть, или нет.
Только когда же он успел? Или убийца вымыл? Зачем? Нет, не то. Так, кухня-то почти закончилась. Беспорядка там не было, Ильин бы сказал. Стол. Стол. На столе только то, что готово — остальное уже убрали в холодильник. Хлеб, ветчина, кроваво-красный — как предвестник убийства — салат, присыпанный зеленью, но еще не заправленный, масло для него… Стоп! Неужели… — Ник! — завопила я так, что меня, должно быть, слышали космонавты на орбите. Никита же, должно быть, решил, что я по меньшей мере подверглась неожиданному нападению вражеского десанта. Ибо появился он в дверях кухни, когда я еще не успела закрыть рот, и на лице его была явственно была написана готовность защитить меня как минимум от дюжины террористов. Жаль только, террористов под рукой не было — интересно бы посмотреть… Давно уж меня никто ни от чего не защищал. — Никитушка, солнышко, два вопроса. То есть, вообще-то больше, но главных два. Вопрос первый — из чего был салат? — Помидоры, перец, зелень, соль… — Какой перец? — Что значит — какой? Обычный, болгарский, сладкий. Сорт не знаю, могу уточнить. — Красный? — Ну да. — Можешь считать меня гением, — заявила я. — Я знаю, что именно Гордеев понял. — Ну! — усомнился Ильин. — Сейчас расскажу, погоди. Сначала уточню кое-что. Зелень какая в салате была? — Укроп, петрушка, кинза, — послушно перечислил герр майор. — Отлично. Теперь холодильник. Ветчину и осетрину он всю нарезал? — Нет, в холодильнике остатки были. — А овощи какие? В холодильнике. И сколько чего. — Помидоров десяток, перцев шесть штук… — Каких? По моей спине отчетливо бегали мурашки. Целыми стадами. — Да болгарских же, что ты к ним прицепилась? — Красных или зеленых? — Ну, зеленых. — А зелень была? — Пучок петрушки, пучок кинзы, полпучка укропа, — сообщил Ильин. — Все, достаточно. Можешь еще сказать, хотя бы один из ножей на держалке был влажный? — Насколько я помню, даже два. У них ручки деревянные, долго сохнут. — А доски разделочные? — Одна была влажная. Да скажешь ты, наконец, в чем дело? — Не-пре-мен-но, — гордо пропела я. — Ты мне теперь должен по гроб жизни. — Если ты немедленно все не расскажешь, гроб тебе будет очень быстро, — Никита поджал уголок рта и забарабанил пальцами по столу.
23. А. Фоменко. Три цвета времени. |
