– Почему?

Гленн глотнул пива.

– Начну с начала. Ты знаешь Кору Барстридж, кинозвезду?

– Умерла на прошлой неделе.

– Я нашел ее в ее собственной квартире, с пластиковым пакетом на голове.

Ройбак сморщил нос:

– Не лучший способ уйти из жизни. Приходилось видеть таких самоубийц. Сколько она там пролежала?

– Пару дней.

– Погоди, еще придется разбираться с трупами, пролежавшими пару недель.

Гленн с содроганием вспомнил о теле из Шорэмской гавани.

– Вот уж спасибо.

– Не за что. Ну так что там с ее самоубийством?

– Ничего такого, что убедило бы моего шефа. Просто в день убийства она пошла в магазин и купила дорогой детский комбинезончик, но не послала его внучке. В ее квартиру проник посторонний – его видела соседка, – но он ничего не взял. Почему она покончила с собой меньше чем через сорок восемь часов после того, как получила награду Британской академии кино и телевидения за заслуги в области кинематографии?

Ройбак задумчиво посмотрел на Гленна:

– Возможно, всему этому существуют разумные объяснения. Это все, что у тебя есть?

– Скажи, Саймон, тебя бы зацепила эта информация, если бы ты оказался на моем месте?

– То, о чем ты мне рассказал?

– Да.

– Я подождал бы результатов вскрытия и для надежности вызвал бы криминалистов для обработки квартиры. И тогда уже посмотрел бы, что я имею. Думаю, я постарался бы убедить себя в том, что это самоубийство.

– Я не рассказал самого главного. Много лет назад у Коры была актриса‑соперница – Глория Ламарк. Ты ее и не вспомнишь, если только ты не заядлый любитель кино.

Ламарк. В голове отзывался звоночек на это имя, но Саймон Ройбак, хоть убей, не мог вспомнить почему.

– Ламарк. Как по буквам?

Гленн продиктовал. Лицо детектива выражало сосредоточенность.

– Ну так вот, у нее была соперница, Глория Ламарк. В шестьдесят шестом они обе претендовали на главную роль в фильме «Зеркало на стене». Роль получила Кора Барстридж и номинировалась за нее на премию киноакадемии. До недавнего времени я фильма не видел, но вчера удалось достать запись, и я его посмотрел. Там Кора играет актрису, страшно изуродованную в результате автокатастрофы, и одна из ее реплик звучит так: «Я больше не могу смотреть на себя в зеркало». Точно такие же слова были в ее предсмертной записке. Больше того, там были только эти слова.

Ройбак внимательно всмотрелся в лицо Гленна:

– Думаешь, это могла сделать Глория Ламарк?

Гленн покачал головой:

– Глория Ламарк ненавидела Кору Барстридж, но она не могла этого сделать. Она умерла три недели назад – отравилась таблетками. Странное совпадение, верно? Они умерли одна за другой в течение трех недель.

Ройбак снова затянулся сигаретой. Ламарк. Ламарк. У него было чувство, что это имя ему знакомо, но он не был до конца в этом уверен.

– У тебя завтра дежурство?

– Да. В десять я поеду на кремацию Коры Барстридж, потом вернусь на службу. А что?

– Устал я сегодня, и еще хочу заехать в участок проверить кое‑что. Извини. Поговорим утром. Рад был познакомиться.

– Я тоже.

Гленн отнес оба стакана – свой и Саймона – в паб. Ему было интересно, на какую мысль навело его нового знакомого упоминание о Глории Ламарк. Медленно и неохотно он поднялся по лестнице и присоединился к празднующим.

89

Майкл сидел за своим столом в Шин‑Парк‑Хоспитал с телефонной трубкой в руках. Перед ним лежала раскрытая на первой странице медицинская карта доктора Джоэля.

В трубке звучала запись: «Доктор Сандаралингем не может сейчас подойти к телефону.