— Он не позвонит больше, Мэксин.

— А если все-таки? Изабель вздохнула.

— Просто возьми у него номер телефона, я сама ему перезвоню.

Однако она понимала, что вероятность этого ничтожна.

За те несколько минут, пока Мэксин с Иваном ехали по длинной проселочной дороге, прежде чем свернули на шоссе, Изабель пережила тяжелые минуты. Ей хотелось броситься за ними следом, умолять их остаться, прильнуть к мягкой груди Мэксин и плакать, плакать, покуда хватит слез. Но она не сделала этого. Она просто стояла возле почтового ящика и махала рукой, пока они не скрылись из виду, а уж потом вернулась в дом и тут наплакалась всласть. Покончив с этим, Изабель почувствовала облегчение.

Обследовав поочередно все комнаты, она заглянула в шкафы и чуланы, под кровати, в каждое окно, осмотрела душ и туалет. Она была одна. Впервые в жизни ей не на кого было надеяться, кроме самой себя. Все это могло бы озадачить человека и в самом обычном положении, но в середине беременности… Редкая женщина решится на подобный эксперимент.

Перед отъездом в этот дом она сделала сонограмму. Лежа на кушетке, намазанная гелем, с прикрепленными к животу датчиками, вся в проводах, Изабель переживала глубокую сопричастность ко всему, что происходит с ее ребенком, живущим там, внутри, в глубине ее чрева. Перед этой бурей эмоций померкло все, что случалось в ее жизни прежде. «Будь здоров, малыш, — молилась она, пока вокруг нее суетились врачи, настраивая приборы и перебрасываясь шуточками. — Расти здоровым и сильным.»

— Итак, это начало четвертого месяца, — сказала ей потом доктор Маккэфри и определила дату рождения ребенка — двадцать восьмое июня.

Она хотела сказать, какого пола будет ребенок, но Изабель не пожелала это услышать. Ей было довольно и того, что дитя здорово. Все остальное зависело теперь только от нее.

Принцесса расправила плечи и пошла в кухню, чувствуя уверенность от того, что даже если весь мир перевернется, то уж по крайней мере она-то знает, как приготовить яичницу-болтунью!

— Только представь себе, Мэксин, — через несколько недель сказала она верной своей гувернантке. — Я легла в постель как обычно, а наутро вдруг обнаружила, что больше не влезаю в свои вещи!

В тот день они бродили по магазинам в Ист-Страудсберге, и Изабель подыскивала себе красивую одежду для будущих мамаш. Ей не удалось убедить Мэксин и Ивана, что еженедельные визиты — это слишком часто, они решительно заявили, что непременно будут закупать для нее еду и оставлять припасы на неделю. В результате после каждого их визита холодильник и морозилка трещали по швам, и Изабель даже думала, не устроить ли ей пир для всех соседей в радиусе десяти миль.

Сегодня Мэксин вела себя слишком тихо, во всяком случае, тихо для ее неугомонной натуры. Пока женщины выбирали одежду, Иван поехал в магазин, чтобы купить для своего «кадиллака» новые покрышки.

— Посмотри-ка сюда, Мэкси. — Изабель остановилась напротив модного магазинчика. «Крутые мамаш-ки», — прочитала она вывеску.

Ирландка в ужасе посмотрела на нее.

— В таком магазине ты ничего для себя не найдешь.

— Ну почему? Обязательно найду, Мэкси. Мне нужно что-нибудь эдакое, забористое.

— Какое, какое?

— Ну, как это сказать, — задумалась Изабель, — такое, с шармом. Стильное. Веселое.

Мэксин неодобрительно поджала губы.

— В тебе с детства воспитывали чувство меры и собственного достоинства, — сказала она вслед входившей в бутик Изабель.

— Меня вообще воспитывали как принцессу, — ответила она, любуясь шерстяным клетчатым джемпером и брюками.