— Он звонил.

Изабель сделала усилие, чтобы тут же не отвернуться от костюма.

— Когда?

— Сегодня утром. Перед тем как мы уехали.

— И что ты ему сказала?

— Что тебя нет, милая, точно так, как ты велела.

— Хорошо, — резко сказала Изабель. — Пускай поломает себе голову, чем это таким я занята. — Она сделала паузу. — Он говорил что-нибудь?

— Спрашивал о моем здоровье. Изабель моментально ощетинилась.

— Интересно! А о моем здоровье он, значит, не спрашивал? Ведь это я болела, а не ты, когда он уезжал!

Мэксин полезла в свою вместительную кожаную сумку и достала оттуда клочок бумаги.

— Вот номер телефона, милая. Позвони ему. И расскажи о ребенке.

— Мне бы хотелось, чтобы вы занимались своими делами, Мэксин Нисом. Если мне понадобится ваш совет, я спрошу сама.

— И перестаньте вмешивать меня в ваши дела, мисси. Может быть, я тогда и не стану давать советы.

Изабель выхватила бумажку из руки Мэксин и сунула в карман своих брюк. Станет она звонить Бронсону или нет — это ее личное дело.

— Учти, если ты посмеешь рассказать Дэниелу про мою беременность, я тебя просто четвертую!

Мэксин фыркнула.

— Но кто-то же должен сказать ему о ребенке, прежде чем сам ребенок это сделает.

— Для этого мне и нужно побыть одной, Мэкси. Я должна сама все продумать.

— Спроси меня, и я скажу, что тут не о чем думать.

— Я ни у кого не стану ничего спрашивать! Я сама должна решить!

— Прости, но мне кажется, что самой тебе это так и не удастся.

— Черт возьми! Это мой ребенок, и его мать обязана уметь о себе позаботиться!

Перед Мэксин стояла уже совсем не та маленькая принцесса, которая не способна была даже заполнить чековую книжку или вскипятить воду. Но, похоже, старая гувернантка до сих пор так и не поверила в произошедшие с ее воспитанницей перемены.

В тот день обещали большой снегопад, и потому Мэксин с Иваном отправились в путь еще до обеда. Изабель хотела угостить их омлетом и жарким по-французски, но гости, используя благовидный предлог, отказались от трапезы, причем, как показалось принцессе, не без тайной радости.

Когда они уехали, Изабель сделала себе омлет с сыром и поджарила тост, а потом съела все это, как настоящая американка, сидя перед телевизором в гостиной. Как это было ни досадно, приходилось признать, что ностальгия по Дэниелу ощущалась все острее. Она не знала, можно ли испытывать ностальгию по человеку, но именно это слово лучше всего передавало ту глубокую тоску, которая одолевала ее.

Вскоре она уже рыдала над какой-то комедией о шумливой американской семье, в которой все любили друг друга так же сильно, как в семье Бронсонов. И почему только, о чем бы она ни подумала, все обязательно сводится к Дэниелу?!

— Курица, — обругала себя Изабель, загружая последнюю тарелку в машину и нажимая кнопку старта. Ведь не успела бы вымыться эта посуда, как они нашли бы повод для очередного спора, очутись сейчас в этой кухне Бронсон. Да, они были ужасной парой! Это началось с самого первого взгляда, там, на балу в честь юбилея Перро. Разумеется, тут не обошлось без соревнования полов, н все же любому было понятно, что не это главное. Разве не могут спокойно общаться между собой другие мужчины и женщины? А вот они до сих пор так и не нашли общего языка.

Клочок бумаги с номером телефона лежал на краю столика возле дивана. Изабель ходила вокруг него, точно нокруг свившейся кольцами и готовой к броску змеи. Рано или поздно ей все равно придется говорить с ним, пусть даже она не сразу выложит новость о ребенке.