Раньше я его не приглашал – не думал, что ему интересно. Моя комнатушка, тесная и мрачная, заставлена обшарпанной мебелью и завешана постерами ужастиков. Ярких вкраплений немного, и все – подарки от Бронвин: например, антикварная настольная лампа из Йеля с зеленым стеклянным абажуром. – Тут мило.
– Сойдет. – Я опускаю Стэна в террариум и сажусь на край кровати, уступая отцу единственный стул. – Так что случилось-то?
Он осторожно опускается на сиденье, словно боится, что ножки подломятся.
– Кхм… Я не знал, как тебе сказать…
– Говори уже.
Прозвучало, конечно, по-скотски, пусть я и не хотел. Десять горьких, безнадежных лет вылились в два коротких слова. С тем же успехом я мог бы спросить: «Во что ты на этот раз вляпался?»
Отец краснеет и опускает взгляд.
– Вечно ты ждешь плохого, – бормочет он.
«И кто же в этом виноват?» – чуть не вырывается у меня. В последний момент я сдерживаюсь. Не нападать же на человека, который и так пришел с дурными новостями.
– Прости.
– Нет, это ты прости. Не так я хотел начать этот разговор. – Он вздыхает. Я охотно включил бы ускоренную перемотку, лишь бы побыстрее услышать то, что он собирается сказать. Ожидание дается тяжело. – Дело вот в чем… Помнишь моего дядю Пита? Из Такомы?
– Кого? – Вот уж не ожидал, что речь зайдет о родне. – Не особо.
Мои бабушка и дедушка с отцовской стороны уже умерли, а остальные папины родственники давно с ним не общаются.
– Когда я вышел из клиники, Пит мне позвонил, – говорит отец, щелкая браслетом на запястье. – Он когда-то тоже поборол зависимость. Последние месяцы он здорово мне помогал.
В отличие от меня.
– Хорошо, – говорю я. – Рад, что у тебя есть друг.
– Ну… Больше нет. Пит умер несколько недель назад.
– Ничего себе, пап… Почему ты мне не сказал? – Да, мы вообще мало разговариваем и двоюродного деда я не знал, но все же…
– Я собирался. Тут такое дело… Выяснилось, что Пит оставил мне участок. Твоя мама помогала мне с документами. Суть в том, что этой землей заинтересовались застройщики, и я смогу ее продать. – Отец вновь хватается за браслет, но на этот раз не щелкает им по запястью. – Как только утрясем детали, мне заплатят. Двести тысяч долларов или около того.
– Охренеть! – Я тупо гляжу на отца, не в состоянии осмыслить последнюю фразу. У семьи Маколи отродясь не водилось таких денег, еще недавно я не мог оплатить даже вызов «Скорой помощи». – Ты не шутишь?
Отец фыркает:
– Поверь, я тоже в шоке. Я вообще не знал, что у Пита есть земля. Он ни разу о ней не заговаривал. Поэтому я и не сказал тебе сразу – хотел убедиться, что это правда. Убедился. И вот что, Нейт… – Он почесывает седеющую щетину на подбородке. – Как только участок выкупят, я отдам половину денег тебе.
– Ты… дашь мне сто тысяч долларов?
Бред какой-то. Для меня даже тысяча – неслыханная удача. А тут – сто тысяч! Ну нет. Быть такого не может! Должно быть, я сплю, и как же дерьмово будет проснуться, осознав, что надо по-прежнему где-то искать лишние сто пятьдесят баксов, чтобы покрыть долю Регги в августе. Я щипаю себя за руку как можно сильнее… Отец по-прежнему сидит в моей комнате, на изнуренном лице светится улыбка.
– Ну, не всю сумму сразу, – уточняет он. – Там какая-то ерунда с налогами. Твоя мама разбирается в этом гораздо лучше меня. |