На первый взгляд ничего особенного – оно стабильно. Все наши соотечественники лучше или хуже адаптировались к окружающему миру, заняли свои жизненные ниши и помышляют лишь о дальнейшем упрочении позиций или… – он мельком глянул на меня, – не помышляют ни о чем вообще. Но это только на первый взгляд. Ибо при более внимательном рассмотрении вы легко обнаружите зерна грядущего конфликта. Нет, не . между нами. А между нами и, так сказать, ими. Всем остальным Человечеством, если хотите… Почему? Ведь нам удалось скрыть свое существование и на Денебе, и затем, когда мы рассеялись по Галактике; хотя тогда мы “е знали языков, обычаев, нравов и выдавали себя на каждом шагу. И правильно. Это как раз то, о чем вы недавно говорили, барон, – неприметность. Кому была интересна горстка странно ведущих себя чужеземцев?.. Но сейчас все по‑другому. Эти самые ниши, которые мы заняли, слишком уж велики. Они как рампа, залитая светом юпитеров, и мы уже не можем кануть в тень безвестности. И при этом мы не стареем – одного этого достаточно! Любой, кому придет в голову сравнить чье‑то изображение полувековой давности и нынешнее, поймет, что здесь кроется нечто нечеловеческое. А если к тому же случаев такового удивительного долголетия несколько? То есть близится момент, когда нашу расовую принадлежность скрывать дольше мы не сможем. Вы согласны, барон?
– Согласен. Сейчас… – Дядя чуть прищурился и забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. – А вот год назад меня подобные раздумья не посещали.
– Вы были слишком загружены насущными проблемами, не так ли? – Принц вновь оживился, даже слегка разрумянился. – Так же и я. Хоть и подумывал об этом, но исключительно в теории, – казалось, еще несколько спокойных лет впереди имеются.
Пассажи Принца были красивы и интересны, но слишком уж заумны для моего ежеминутно тупеющего восприятия. И еще мне казалось, что он просматривает один принципиальный момент, поэтому я отважился его перебить и слегка заплетающимся языком спросил:
– А вы, часом, не сгущаете краски, Ваше Высочество? По‑моему, он сразу понял мою мысль, но тем не менее повел рукой, будто приглашая продолжить. Что я и сделал:
– Почему вы так уверены, что возникнет конфликт? Большинство людей из моего ближайшего окружения знают… или, безусловно, догадываются… о моем неземном происхождении, и ничего. Я бы не сказал, что наши отношения из‑за этого портятся.
– Это потому, что у вас хороший характер, герцог. – (Я улыбнулся, готовый посмеяться шутке с другими, но никто почему‑то не смеялся.) – И окружающие вас люди знают об этом. Поэтому им безразлично, родились вы на Земле, Денебе, Рэнде, Кертории или у черта в ступе… Но я‑то говорю об отношениях не на личном уровне. Хотите, выйдем сейчас на улицу и спросим у первого встречного обывателя, как ему понравится факт, что двенадцать виднейших граждан Галактики – инородцы? Даже с поправкой на очень специальные нравы Фудзи, могу заключить с любым желающим пари на льготных условиях, что сначала этот обыватель не поверит, при предоставлении убедительных доказательств – испугается, затем – как ответная реакция – возмутится и, наконец, возжаждет нашей крови. Хотите?
Находясь в состоянии, располагающем, как известно, к опрометчивым поступкам, я едва не принялся обсуждать условия заклада, но дядя предостерег:
– Я бы не советовал, – и я заткнулся.
– Точно так же поведет себя и общественное мнение в целом, – заключил Его Высочество. – В их глазах мы будем выглядеть не несчастными отщепенцами, оставшимися без родины, а коварными агрессорами, представляющими угрозу для их расы. Угрозу, особенно страшную своей непредсказуемостью.
– Ну, ну, Ардварт, – умиротворяюще перебил дядя. |