– Тело случайно обнаружил патруль, и я приказал лейтенанту Гарсиа, который был там старшим, встретить вас в парке на берегу озера и показать, что и как…

– Спасибо, вы очень любезны. Но не слишком ли много чести…

– Я же сказал – не беспокойтесь… – подмигнул капитан. – Да на это убийство никто и внимания не обратил…

– Конечно, – флегматично отметил Уилкинс, – у нас на Новой Калифорнии трупешники так и падают с деревьев, как перезрелые груши в урожайный год.

– Не падают. – В голосе капитана впервые появились типичные начальственно‑язвительные нотки. – Но людям нужно знать, за что они стараются. А тут ни родственников, никого… И кто был этот покойник? Послушный налогоплательщик и почтенный отец семейства или отъявленный мерзавец?

– Второе, – зачем‑то сообщил я, и тут мы приехали. Выходя из лифта, капитан наградил меня странным взглядом.

Несмотря на свою долгую по людским меркам жизнь, я впервые оказался в морге и не могу сказать, что был сильно захвачен новизной ощущений.

Тускло освещенное, холодное помещение с большим количеством металла и запахом” да, смерти, наверное”. навевало одно желание – побыстрее очутиться на свежем воздухе…

Капитан же, однако, чувствовал себя здесь вполне комфортно. Отослав дежурного – унылого молодого человека – попить кофе, он полистал журнал, бормоча себе что‑то под нос, потом достал из ящика на стене ключ и двинулся к одному из боксов. Не дожидаясь нас, он открыл замок, выкатил тележку и отдернул простыню, так что, приблизившись, я мог полюбоваться редкостным зрелищем мертвого герцога Вольфара Рега.

Да, несмотря на зловещий намек моего дяди, это действительно был Вольфар. В этом у меня не было ни малейших сомнений, и не требовалось даже, например, пересчитывать ему зубы (которых должно было быть тридцать шесть). Просто, знаете, свой свояка узнает издалека… Так что уже после мимолетного взгляда я мог присягнуть, что передо мной лежит, по определению Бренна, “один мертвый керторианец”. Но для очистки совести я проверил и особые приметы – все они совпадали. Родимое пятно кляксой на левой щеке, сломанный нижний клык, шрам вдоль правого предплечья – я помнил, как давным‑давно он его заработал от герцога Венелоа… Да, это был Вольфар, причем в самом наилучшем, с моей точки зрения, виде.

Однако причина, приведшая его в такое состояние, вызвала у меня изрядное удивление. У Вольфара было перерезано горло, широко и аккуратно. Само по себе это не удивляло, хотя и требовало огромной физической силы, но для нанесения такой раны требовалось, чтобы жертва, по сути, не сопротивлялась.

Больше ничего интересного мне заметить не удалось, поэтому я решил поинтересоваться мнением человека, повидавшего трупов побольше моего, и повернулся к стоящему напротив Брауну.

– Что скажете? – Я забыл добавить “капитан”, поэтому они ответили оба, причем с завидным единодушием:

– Десять миллионов баксов не стоит! Уилкинсу удалось сдержаться, но капитан не выдержал и мелко рассмеялся.

Я разозлился и, улыбнувшись, похлопал капитана по плечу:

– Не хотите зубы покойничку пересчитать? Неожиданно охотно последовав сему странному совету, капитан поморщился и взялся за работу. Когда он закончил и выпрямился, лицо у него было вытянутое.

– Ну что? – поинтересовался Уилкинс.

– Тридцать шесть.

– А сердце у него здесь. – Я похлопал по правой половине омерзительно холодной груди. – Четырехкамерное.