Крупье за столом смотрел с отчаянием в глазах, с отвисшей челюстью, на Жиля Хабибулу. Рука его двигалась в конвульсивном жесте, вытирая лоб. И трость старика тоже двигалась, указывая.
– А здесь, – сопел он, – стоит прекрасная Аладори!
– Угомонись, Хабибула, – прохрипел Гаспар Ханнас. – Или ты уничтожишь Новую Луну так же легко, как она уничтожила старую. Ради чести…
Выпал номер. Рот крупье открылся, он издал придушенный крик. Сглотнул и беспомощно пожал плечами, глядя на Гаспара Ханнаса.
– Вы выиграли, сэр, – произнес он, наконец, причем его голос сорвался на визг. – Двадцать миллиардов. Мы немедленно доставим вам их из бункера.
Огромная лапа Гаспара Ханнаса ухватилась за одежду Жиля Хабибулы.
– Хабибула! – прохрипел он. – Неужели ты такой жестокий? Ради чести!..
Рыбьи глаза Жиля Хабибулы неодобрительно заморгали.
– Ах вот как? Странно слышать от тебя это слово, Гаспар Ханнас! Сорок лет назад, когда я знал тебя, ты не вспоминал о чести, когда касался чего‑нибудь своими грязными руками. – Он повернулся к столу. – Мне нужны мои двадцать миллиардов.
Выигрыш был доставлен к нему – в стомиллионных банковских билетах, которые его рыбьи глаза никогда еще не видели. Пальцы его с удивительным проворством пересчитали деньги.
– Эх, Педро, – просопел он печально, – не тебе меня укорять – тем более, что все твое могущество держится на плодах усилий моего старого мозга. Ибо я вижу, что ты используешь мои простенькие изобретения, которые я применял еще для столов Голубого Единорога. Он похлопал себя по оттопыренному карману. – Они неплохо помогали бы мне, если бы я хотел играть всю ночь. Если бы я разорил тебя и заставил клянчить об единственной черной фишке – пропуске в твою Клинику Эфтаназии. Однако я не хочу этого делать, Ханнас. – Он покачивался, упершись в пол тростью. – Это потому, что я честнее тебя, Педро, – да, для меня существуют границы. Ладно, еще одна партия, и с меня хватит. Всего один миллиард. Сто к одному.
Гаспар Ханнас зашатался, челюсть его отвисла.
– Хабибула! – прошипел он. – Во имя Этиры‑Коран…
– Не произноси ее имени! – прорычал Жиль Хабибула. – А поскольку ты уже сделал это, я ставлю два миллиарда.
– Не надо! – заперхал Ханнас. – Я… по‑моему, столик не в порядке. Мы закрываемся… Этот столик больше не работает…
– Тогда я найду другой, – засопел Жиль Хабибула. Но Джей Калам прикоснулся к его руке.
– Тебе лучше держаться рядом с нами, Жиль, – прошептал командор. – Двигайся медленно, чтобы люди в штатском могли окружить тебя. И не своди глаз с доктора Даррела, потому что у тебя осталось всего лишь двадцать минут.
– У меня? – Жиль Хабибула заморгал, глядя на него. Он похлопал себя по карману снова, искоса взглянул на Гаспара Ханнаса. – Не думаю, что он успеет перерезать мне горло за одну секунду, Джей. Вообще‑то вас здесь так много, что он вряд ли отважится. Дело в том, что Педро – трус с белой печенкой…
– Жиль, – сказал Джей Калам хмуро, – я говорю об опасности, которая будет грозить тебе, когда Василиск попытается нанести удар.
– В‑В‑Василиск? – губы Жиля стали пепельными, затрепетали. – Ай! Этот смертельный Василиск! Ты говорил, что он грозил ограбить и убить какого‑то игрока. Но зачем ему я?
Гаспар Ханнас затаил дух, и его белая детская улыбка вдруг стала почти умиротворенной.
– Разве мы не сказали тебе, Жиль? – спросил Джей Калам удивленно. |