Она собирала шары и толкала их, не наблюдая за траекториями, а глядела на Пьетра и думала, как он красив.
— Мне не нравятся идеи, которые он вкладывает в твою голову. Он призывает тебя к безрассудству! — Пьетр оторвался от окна и подошёл ближе, сердито вложив в карман шар.
— Может быть, тебе надо уйти, — прошептала она, но он только издевательски скрестил руки на груди, словно не хотел говорить. — Николас подходит для меня куда больше. Больше тебя.
Он метнул в неё пылкий взгляд.
— Катари, это неправда.
— У нас более схожие цели. Мы схоже мыслим. И если я решусь бросить вызов Натали, он будет сильным королём-консортом, — она склонила голову и попыталась добро улыбнуться — Это несправедливо, то, что происходит. Думать, что мы сможем быть вместе. Эта надежда… — однажды она думала, что Пьетр будет её любовником, кем бы ни стал её муж, но эта мечта принадлежала другой Катари. — Пьетр, я хочу, чтобы ты ушёл.
— Ушёл? — спросил он. — Куда ушёл?
— Мне всё равно. Прочь. В деревню. Но ты должен уйти.
В его ярких голубых глазах мелькнуло что-то вроде сожаления. Заплачет ли он? Если он заплачет, она не сумеет его прогнать. Вместо этого она бросится к нему.
— Почему ты так говоришь?
Когда она не ответила, он неумолимо покачал головой.
— Я не могу уйти сейчас. Дуэль через два дня, ты не понимаешь, о чём говоришь. Это вознесение… выбило тебя из колеи. Когда ты придёшь в себя, ты будешь рада, что я остался.
Он говорил с нею, как с ребёнком, шептал ей… Она почувствовала, как пальцы сами скользнули к отравленном клинку, и она вынула его из ножен, сама не понимая, что творит.
Пьетр повернулся к ней спиной. Ошибка… Но он в последний миг обернулся, и нож разрезал воздух, а не его кожу.
— Катарина!
— Я сказала уйти.
— Катари, остановись.
Она снова ударила, и тёмно-серая ткань окрасилась алым. Он отступил к бильярдному столу и, сбив поднос, выпил любимое отравленное бренди Натали.
— Это для твоего же блага, — несчастно прошептала она. — Тут ты в опасности.
— Мне всё равно. Я не оставлю тебя, Катари, и ты любишь меня, вопреки всему.
Катарина остановилась.
— Всё, что во мне ещё может любить, любит тебя…
Прежде чем он успел заговорить, она подняла нож и провела острием по лицу, вдоль волос и уха, словно отсекая маску, и алая кровь скользнула по белой коже, стекая в лиф.
— Катари… — прошептал он. — Моя Катари…
— Пьетр Ренард, — грациозношагнула к нему она. — Я не была твоей Катариной, когда ты швырял меня в пропасть.
Пьетр отшатнулся в оцепенении. Катарина сказала ему уходить, но он не мог. Вместо этого он ринулся в конюшню, оседлал лучшую лошадь, которую сыскал. Руки его дрожали, но он мог видеть лишь то, как она разрезала себя.
— Это не её вина, — он спешно вывел лошадь из стойла и вскочил в седло. — Моя. Моя. И я всё исправлю.
Пьетр пришпорил лошадь и бросился вниз по пути, спеша к дороге, что тянулась вдоль столицы и Принна. Он будет ехать днём и ночью, не уснёт, просто сменит лошадь…
Он проедет всю эту дорогу до долины. Вернётся к холодному сердцу острова.
К Пропасти.
Дорога в Индрид-Даун
— Джулс, — промолвила Арсиноя. — Ты часами смотришь на эту карту.
Они путешествовали по тихой дороге в тени горы, и все верхом, только Арсиноя на злобном коричневом муле Виллы. Он был липким, низким, но Джулс и Караф настаивали на том, чтобы придерживать его своей силой. |