Гарий Хасимович признался, что история, которую поведал питерский страдалец, его позабавила.

— Времени много отнял, но ничего, — заметил он. — Хоть посмеялся немного.

Равнодушие показное. Климов видел, что пахана зацепило. Несколько раз какие-то люди заглядывали в дверь, чего-то спрашивали. Шалва раздраженно отмахивался: пошли вон! То же самое с телефоном. Телефон звонил — он трубку не снимал.

— Могу, Гарий Хасимович, его базы сдать, подмосковную и питерскую. Где «шпанку» производят. И самого Валерика приведу на веревочке, куда прикажете.

— Да ну?

Климов приосанился.

— Это в наших силах… Встречное условие только одно.

— Какое же?

— Хочу присутствовать при казни. Обида сильная, не могу стерпеть.

— Скажи, Ванюша, почему Шагал не помог, когда ты попал в беду?

Точный вопрос, и у Климова был на него ответ.

— Лев Иванович про мои дела с Валериком не знает. Зачем ему знать? Не мне советовать, Гарий Хасимович, но пусть он и дальше остается в неведении.

— На что намекаешь?

— На что подумали, на то и намекаю. По нынешнему раскладу мимо Шагала в Питере мышь не проскочит, не то что такая большая раскрутка с наркотой. Приходится делать выводы.

Последнее замечание убедило Шалву больше, чем предыдущий торг. Хорек, по всей вероятности, прав. Когда Шалва прикидывал расстановку сил по Петербургскому округу, то выделял бывшего соратника в разряд сомнительного обеспечения. Мимо Шагала в Питере мышь не проскочит, верно, а он за последние месяцы, когда заново открылись чумаки, не подал весточки, не поделился свежей информацией. Такое молчание красноречивее пули в спину.

Мановением руки Гарий Хасимович отправил охранника за дверь, что само по себе было высоким знаком доверия. Предложил Климову казбечину из своей пачки, а это уже вроде медали. Но Климов не обольщался: повадки Шалвы известны — монстр!

— С вашего позволения, не курю и не пью, — извинился Климов.

— Только и всего?

— Я человек простой, в дамки не лезу. Отстегнете на бедность штук пятьсот, скажу спасибо.

— Ага. За голову Валерика и за две его базы — пятьсот тысяч долларов? — уточнил Шалва. — Правильно я понял?

— Я же ни на чем не настаиваю. Мое дело предложить, ваше — отказаться. Можем поторговаться чуток. Но поймите и то, Гарий Хасимович, пока он шпанку крутит, вам убытков не счесть. А ведь он на всю Европу размахнулся. Кстати, ближайших подельщиков тоже могу пристегнуть, естественно, за отдельную цену. К ним у меня личного чувства мести нету. Еще половину лимона, полагаю, будет в самый раз.

В сумрачной душе Гария Хасимовича сплелись воедино недоверие и радость. Питерский оборотистый жучок был перед ним как на ладони. Он хорошо знал эту гнилую, пропащую породу, способную торгануть и родительской могилкой. Шалва верил в предначертание рока. Судьба является к нам иногда в самых неприглядных обличьях: главное — своевременно откликнуться на ее зов. Как раз в тот момент, когда Гарий Хасимович ломал голову, как разрубить узелок с чумаками, пожаловал этот хорек. Такое нельзя объяснить простым стечением обстоятельств.

Шалва закурил третью папироску с анашой. Климов ждал его решения, улыбался застенчиво.

— Почему так?

— Болезнь Дауна. От курева и от спиртного становлюсь как бы буйнопомешанным.

Гарий Хасимович выудил из ящика стола пузатую бутылочку бренди, а также стакан, граненого стекла. Налил всклень.

— Но со мной-то выпьешь, да?

— Безусловно, — сказал Климов.