— Медея? — Страйкер подождал, пока она оглянется на него, прежде чем снова заговорить:

— Не беспокойся. Комнаты Сатары достаточно далеко отсюда, так что ты не услышишь звуков нашего дикого, животного секса.

Зефира изумленно раскрыла рот.

Медея выглядела не особо довольной.

— Ты права, мам. Я должна была позволить тебе перерезать ему глотку. — Она посмотрела на Дэвина. — Забери меня отсюда так быстро, как только можешь.

В глазах Дэвина плясали смешинки, когда он закрывал за ними дверь.

Как только они остались одни, Зефира покачала головой.

— Это было жестоко по отношению к ней.

— Я не смог устоять. Кроме того, ты должна была научить ее, что никто и никогда не должен узнать ее слабости.

— Мы ее родители. Мы должны любить ее, а не бить по слабым местам.

— И все же мы находимся здесь и планируем заговор с целью убийства моего отца и тетки.

— Этоты планируешь их смерть. Я просто жду, когда смогу убить тебя.

— Да, это так, но смысл в том… сегодня семья — завтра враги.

— И это всегда было твоей проблемой, Страйкер. Я верю в постоянство семьи. Как говорят, кровь гуще воды, а в случае с аполлитами это более чем правда.

Если бы он только мог поверить в это. Но его жизненный опыт доказывал обратное. Все, что делала семья, — так это нападала на врагов.

— Когда хоть раз моя семья была рядом, чтобы поддержать меня?

— Думаю, настоящий вопрос заключается в том, когда хоть раз ты был рядом, чтобы поддержать их? Я была бы там для тебя. Всегда. Но ты никогда не давал мне шанса.

Несмотря на боль и предательство в прошлом, он был уязвлен ее словами. Страйкер так сильно хотел, чтобы рядом был кто-то, кому он мог довериться. Хоть единожды. Только Юриан был таким, именно поэтому он был так зол, когда узнал, что у Юриана появились от него секреты. Когда выяснилось, что сын сделал за его спиной…

Осмелится ли он довериться Зефире?

— Я даю тебе этот шанс сейчас.

Зефира отступила.

— Слишком поздно. Слишком много веков прошло. Было время, когда я жила одним желанием услышать ласковое слово с твоих губ. Но тот корабль затонул под штурмом обиды и горечи, и никакое количество чар или хитрости не вернет его обратно.

Страйкер наклонил голову вниз, так что их губы почти соприкоснулись.

— Неистовое биение твоего сердца говорит мне, что ты лжешь. Ты все еще хочешь меня.

— Не ошибайся, принимая мой гнев за похоть. Я хочу твоей крови, не тела.

Он не поверил в это. Ни на минуту.

— Скажи мне честно, что ты ни капельки не думаешь о том, как я выгляжу обнаженным. Что ты не вспоминаешь, как мы любили друг друга.

Она протянула руку вниз и осторожно обхватила ладонью его возбужденную плоть.

— Ты мужчина, Страйкер. Я знаю, это именно то, о чем ты думаешь. — Она сжала руку сильнее, заставив его задохнуться и согнуться пополам от боли, пронзившей его пах. Она вонзила ногти в его мошонку. — Но я женщина, и как мудро написал один великий поэт: «Гнев отвергнутой женщины страшнее ада». Считай меня своим собственным адом. — Она отступила одним резким движением.

Страйкер хотел уничтожить ее, но тело болело так сильно, что все, на что он был способен, — это наблюдать за тем, как она поворачивается и уходит, оставляя его одного в комнате.

— Это еще не конец, любимая, — болезненно прорычал он. Он вернет ее и заставит молить его о прощении. Он получит ее, чего бы это ему ни стоило.

И тогда он сам убьет ее.

Глава шестая

— Как он?

Тори отвела взгляд от кровати, на которой отдыхал Эш, и ее глаза встретились с лавандовыми глазами Савитара.