В чем дело? Что случилось? Куда подевался их юмор, их такт, которому я даже учился у них когда-то? И какая такая опасность нависла надо мной, над их «кровинкой», чтобы устраивать мне, как младенцу, промывание мозгов? И вообще — по какому праву?

— Ладно, я вас понял, — сказал я, вставая, и позвал Хрусталева: — Жень!..

Но он вряд ли услышал меня за дверью, и я пошел и выглянул на лестницу: он стоял у лифта, опершись задом на перила.

— Жень, зайди на минуту.

Он замахал было руками, корча рожи: не пойду, мол.

Но я вышел к нему и почти силой потащил в квартиру, тихо уговаривая:

— Ну я тебя прошу, на одну минуту, старик, скажем и пойдем…

И, подталкивая его к дверям гостиной, выставляя на обозрение отцу с матерью, объявил, надеясь на легкую и остроумную развязку:

— Вот Женька — мой шафер, и вы сейчас тоже все поймете.

И — ему:

— Слушай, тут у нас жуткая семейная драма разыгралась. Рассуди-ка нас, ты свежий человек. Скажи, что ты думаешь об этом?

Женька не настроен был на юмор, смущенно покраснел:

— А что я думаю? О чем? Чего сказать-то?

— По-моему, наши проблемы не стоят выеденного яйца — ты согласен?

Он пожал плечами:

— В сравнении с вечностью — конечно, не стоят. Но я-то тут при чем?

— Вот! — торжествуя и глумясь, указал я родителям. — Уловили? Он тут ни при чем. Так же, как и вы, хоть вы и родители жениха.

Отец засмеялся, и я подумал даже, что он залюбовался своим остроумным сыном.

Однако мать непримиримо, со вздохом, безнадежно-укоризнено покачала головой:

— Какие же вы еще дети…

— Маман! — призывно улыбнулся я. — Ты же современная женщина, эмансипэ! Улыбнись! Жизнь прекрасна и удивительна!

— Ты лучше подумал бы, чем ты будешь кормить свою семью. «Жизнь прекрасна…»

— Не волнуйся, ма. Во-первых, у нас еще не семь я, а два я, если не окажется три я. А во-вторых, корм для нас не самое главное. Проживем. В конце концов, я могу и работать.

— Работать? — усмехнулась с горечью.

— Конечно. В любом ресторане тапером. Запросто.

— А училище заканчивать ты думаешь, тапер?

— А я его брошу, — неожиданно, будто бы в шутку.

— Что-о?

— Ты не ослышалась. Не хочу учиться, а хочу жениться.

— Ты сказал — бросишь? Училище?

— А что? — все так же шутя беспечно, опасаясь, что она воспримет слишком серьезно и, не дай Бог, затеет новый скандал, но сам же вдруг не удержался, словно кто за язык потянул: — Я уже бросил. Сегодня. Ты, мать, как в воду глядишь.

И все в ней сразу опустилось. Поверила.

— Приехали, — сказала она и выразительно посмотрела на отца — тот по-прежнему посмеивался и отмалчивался. — А не кажется ли тебе, сыночек, что сегодня для нас и без того слишком много впечатлений?

— Все, что могу, мамочка, — в тон ей ответил я и сам испугался: откуда во мне столько желчи?

А она уже задыхалась в новом приступе:

— Да?! — со слезами. — Да?! И ты можешь так говорить своей матери?.. И все из-за этой…

— Ну-ну-ну, маму-уля, — вмешался наконец отец, поднимаясь. — Вовулик сам не знает, что болтает. Пойди-ка приготовь нам кофе.

— Да какой сейчас кофе?! — страдальчески вскинулась мать.