— Да какой сейчас кофе?! — страдальчески вскинулась мать.

— Пойди, пойди, дай мужикам пообщаться. — Он слегка приобнял ее за плечи, и она, взглянув на него и, очевидно, поняв, что за дело взялся сам-голова, с неожиданной покорностью отправилась на кухню.

Я виновато нахмурился: мерзко, мерзко все вышло — только сейчас до меня дошло, что мерзко.

Не дал им опомниться с дороги и обрушил сразу все свои скороспелые новости.

Вечная страсть к эффектным жестам, вечная глупость.

Тем более, что за моей бравадой скрывалось страшное смятение.

Я ведь не знал еще, что меня ждет, когда мы увидимся с моей суженой, если увидимся вообще когда-нибудь. А судя по тому, как она меня отрезала от себя, надеяться я мог разве что на чудо.

— Ну, мужики, раздевайтесь. Ударим по кофею — и пойдете.

— Некогда, па, — буркнул я, с неожиданным тошнотворным чувством отмечая про себя натяжки в его тоне.

— Так уж и некогда? Но хоть минуту, без кофе, можешь подарить отцу?..

Я колебался, безотчетно опасаясь какого-то коварства с его стороны, но все же решил немного задержаться и понуро поплелся к дивану, сел.

Женька остался в дверях между прихожей и гостиной.

— Так это правда? — спросил отец.

— Что именно?

— Насчет училища.

— Правда. — Я угрюмо подчинялся необходимости вникать во что-то, выслушивать, отвечать.

— Документы, надеюсь, не забрал?

— Не успел. Я еще не был там сегодня.

— А вчера?

— Вчера был, но забыл.

— Та-ак. Ну, а с этой милой девочкой — не шутка?

— Не шутка.

— И ты в самом деле не знаешь, как ее зовут?

— Не знаю, в самом деле.

— Любопытно…

Отец посмотрел на раскиданные по полу листы бумаги и улыбнулся.

Я тоже посмотрел на беспорядок и решил хоть это исправить перед уходом: встал и начал поднимать листы и газеты, не спеша складывая их в смешанную стопку.

— Да оставь, до того ли сейчас?

— Ничего, говори, я слушаю.

— Ну я так не могу. Брось, давайте закурим лучше…

К моему удивлению, отец взял со стола Женькины сигареты и, с любопытством некурящего заглядывая внутрь пачки, вытянул одну для себя, затем предложил по кругу Женьке и мне.

— Ты же не куришь, па, — напомнил я с усмешкой: когда-то он и против моего курения боролся, но вынужден был сдаться.

— А откуда ты знаешь? — Улыбаясь, он искал что-то в кармане пиджака. — И что ты вообще обо мне знаешь?.. — И вдруг вытащил плоскую зажигалку, фирменную, газовую, ловко щелкнул — тренировался, наверное, — протянул огонь Женьке, потом сам прикурил и погасил зажигалку. Передавая ее мне, сказал: — Пробуй. Понравится — твоя. Между прочим… — понизил тон, заговорщически кивнул в сторону кухни, — мать сама же и купила.

Я невольно улыбнулся, уж если мать смирилась с тем, что я курю, то наверняка будет мир и во всем остальном, нужно только время.

— Спасибо, — сказал я и вдруг заметил, что отец тоже затягивается совсем по-настоящему, и, пытаясь припомнить, курил ли он еще когда-нибудь при мне, как-то даже и не рассмотрел зажигалку: прикурил, повертел машинально в пальцах, сунул в карман. — Ты что-то вроде сказать хотел, па, ты не забыл?

— Да-да, сейчас… Прости, что задерживаю… Знаешь, так сразу, с порога… Ну сейчас…

Откровенно скучая, я переглянулся с Женькой, а тот, все время чувствуя себя, конечно, лишним, уже опять переместился ближе к выходу.