Но червячок внутри подполковника все же шевелился, подавая сигналы бедствия.

Неясная тревога однажды перешла в уверенность.

Позвонила в дверь та самая словоохотливая женщина, соседка дяди Мити.

– Простите за беспокойство. Там продают квартиру певца…

– Как это продают? – не понял Секретарев. – Старик возвратился, что ли?

– Нет, не старик, слышала – его наследник.

Павел поднялся на четвертый этаж.

В открытых дверях квартиры дяди Мити – трое. Здоровенный бугаило в модном пиджаке, с золотой цепью на шее, мордатый парень, личность которого талантливо описали припод»ездные бабуси, и ещё один парняга с бородавкой на носу и бегающими глазами. Стоят, беседуют.

– Сорок тысяч баксов за однокомнатную «берлогу»? – тихо возмущается «бугай», вертя на пальце массивный золотой перстень. – Загнул, миляга.

– Ваша цена?

– Больше двадцати пяти кусков не дам!

– Но это же грабеж!

– Нет, обычный бизнес, – невозмутимо парировал покупатель. – Если не сговоримся, завтра предложу только двадцать.

– Ни вашим, ни нашим – тридцать два куска! – решительно взмахнул рукой «продавец». – В убыток, конечно, но очень уж вы мне понравились. Квартирка – заглядение, станете жить и ежечасно возносить молитвы в мое здравие…

– Я? В этой халупе? – возмутился толстяк. – За кого вы меня принимаете? Квартиру покупаю для тещи – глупой соратнице Зюганова. Пусть поживет в «социалистических» условиях… Двадцать шесть кусков и ни на доллар больше!

– Тридцать! И ваше оформление!

Секретарев постоял в стороне, послушал мерзкий по старым меркам торг, повздыхал по стариковски, хотя ему только подкатило под сорок семь. А почему бы и не поторговаться – обычное дело: покупатель хочет выложить поменьше, продавец получить побольше. Естественные желания. Если бы не дядя Митя. Почему продают покупают чужую жилплощадь?

Павел не выдержал – подошел к спорщикам.

– Какие проблемы, мужики?

Толстяк замер на полуслове. Будто ему неожиданно засунули в рот толстый, раздирающий губы кляп. Парень, помеченный бородавкой придвинулся поближе. Руку засунул в оттопыренный карман.

Мордатый окрысился.

– А твое какое свинячье дело, батя? Иди, не наживай болячек на собственную голову. Дай людям поговорить спокойно.

Базарный крик называют «спокойным разговором», нащупывают в кармане нож или пистолет? Впрочем, кой в чем мужики верно мыслят – по какому такому праву проходящий по лестничной площадке челвоек вмешивается в чужую беседу? Выпрашивает плюху? Ради Бога, может получить в любом количестве.

Но отступать не хотелось. К тому же, обращение на «ты» вывело из равновесия. Ни во время службы в армии, ни в отставном своем существовании подполковник не допускал унижения, на плевок отвечал плевком, на зуботычину – зуботычиной.

– Прежде всего, молодой человек, не нужно допускать фамильярность, – назидательно произнес он, будто поводил перед носом хама указательным пальцем. – Мы с вами незнакомы, в одной луже не валялись, одних и тех же свиней не пасли… Это – первое. Теперь – второе. Почему вы продаете чужую квартиру?

– А вы кто такой? – перешел на джентльменское обращение мордатый.

– Человек, – по прежнему невозмутимо отрекомендовался Секретарев. – Обычный человек, проживающий в этом доме и отлично знающий дядю Митю.

Услышав, что квартира, якобы, принадлежит не «продавцу», ощутив тренированным носом неладное, толстый покупатель попятился к лестнице и скатился по ней на подобии биллиардного шара, получившего удар кия.