Литвин благоговейно сложил руки и возвел очи горе.
- Ах, что за воитель это великий! Что за рыцарь! Что за вождь!
- Дай боже Речи Посполитой таких побольше.
- Истинно, истинно! А не можно ли под его знамена?
Тут в разговор ввязался Заглоба:
- И заимеет князь два вертела для кухни: один из этого сударя, другой из его меча; а может, наймет вашу милость заплечных дел мастером или
повелит на вашей милости разбойников вешать. Нет! Скорее всего он сукно мундирное станет мерить! Тьфу! Ну как тебе, сударь, не совестно, будучи
человеком и католиком, ходить длинным, словно serpens <змея (лат.).> или басурманская пика!
- Слухать гадко, - терпеливо сказал литвин.
- Как же, сударь, величать вас? - спросил Скшетуский. - Когда вы представились, пан Заглоба так вашу милость подъедал, что я, прошу
прощения, ничего не смог разобрать.
- Подбипятка.
- Сбейнабойка.
- Сорвиглавец из Мышикишек.
- Чистая умора! Хоть он мне и вино ставит, но если это не языческие имена, значит, я распоследний дурень.
- Давно ваша милость из Литвы?
- Вот уж две недели, как я в Чигирине. А узнавши от пана Зацвилиховского, что ты, сударь, тут проезжать будешь, дожидаюсь, чтобы с твоею
протекцией князю просьбу свою представить.
- Но скажи, ваша милость, потому что очень уж мне любопытно, зачем ты этот меч палаческий под мышкой носишь?
- Не палаческий он, сударь наместник, а крыжацкий; а ношу его - ибо трофей и родовая реликвия. Еще под Хойницами служил он в руце литовской
- вот и ношу.
- Однако махина нешуточная и тяжела, должно быть, страшно. Разве что оберучь?
- Можно и оберучь, а можно и одною.
- Позволь глянуть!
Литвин вытащил меч и подал Скшетускому, однако у того сразу же повисла от тяжести рука. Ни изготовиться, ни взмахнуть свободно. Двумя еще
куда ни шло, но тоже оказалось тяжеловато. Посему пан Скшетуский несколько смешался и обратился к присутствующим:
- Ну, милостивые государи! Кто перекрестится?
- Мы уже пробовали, - ответило несколько голосов. - Одному пану комиссару Зацвилиховскому в подъем, но и он крестное знамение не положит.
- А сам ты, ваша милость? - спросил пан Скшетуский, оборотившись к литвину.
Шляхтич, точно тростинку, поднял меч и раз пятнадцать взмахнул им с величайшей легкостью, аж в корчме воздух зафырчал и ветер прошел по
лицам.
- Помогай тебе бог! - воскликнул Скшетуский. - Всенепременно получишь службу у князя!
- Господь свидетель, что я желаю ее, а меч мой на ней не заржавеет.
- Зато мозги окончательно, - сказал пан Заглоба. - Ибо не умеешь, сударь, таково же и мозгами ворочать.
Зацвилиховский встал, и они с наместником собрались было уходить, как вдруг вошел белый, точно голубь, человек и, увидев Зацвилиховского,
сказал:
- Ваша милость хорунжий, а у меня как раз к тебе дело!
Это и был Барабаш, черкасский полковник.
- Пошли тогда на мою квартиру, - ответил Зацвилиховский. - Здесь уже таковой шум, что и слова не расслышишь. |