— Ваня, это солдатская форма, — торопливо принялся пояснять Метревели. — Ты надень ее, и пойдем к нам в батальон. В форме убедительнее! А что касается причины, тут опять сплошной произвол. Судили наших двоих, обоим расстрел присудили. А за что, спрашивается?

— Ладно, пойдем, я переоденусь! — согласился Нестеров, чувствуя, как закипает кровь в сердце и будоражит мысли.

В форме рядового, ровно через полчаса, появился Нестеров во дворе стрелкового батальона. Метревели сопровождал его по двору. Переполненный плац гудел от множества солдатских голосов, невозможно было понять — о чем пекутся военные. Нестеров вслед за Метревели поднялся на крыльцо казармы, оглядел толпящихся солдат и распорядился:

— Прежде всего, товарищи, следует удалить из казарм всех офицеров, выбрать командиров из числа бастующих!

— Даешь своих командиров! — донеслось из толпы.

— Братцы, за мной! Пущай офицеры сдадут оружие и идут по домам!

Солдаты направились к штабу и тотчас разоружили командный состав. Тут же были избраны командиры, В числе первых был избран Метревели. Ясон тотчас приказал немедля взять из пирамиды винтовки и следовать за ним к вокзалу, где уже собрались солдаты других воинских частей… К полудню весть о возмущении асхабадских стрелков разнеслась по всему гарнизону. К бастующим при. соединились солдаты 3-го батальона и 3-я железнодорожная рота. Забастовщики сообщили о начале восстания асхабадского гарнизона по всей линии Среднеазиатской железной дороги. Огромная масса солдат, более тысячи человек, слившись на Анненковской в единый поток, вскоре заняла всю привокзальную площадь и перрон. Вновь, как в былые времена, угрожающе и призывно разнесся гудок, и несколько сотен деповцев, спеша через железнодорожные пути, ринулись к солдатам. Вновь появились заводилы в красных рубахах и с красными знаменами. И клич опять разнесся:

— Долой Государственную думу! Даешь Учреди» тельное собрание!

С группой служащих и жандармов вышел из Управления начальник дороги генерал-майор Ульянин. На сморщенном старческом личике гримаса разочарования:

— Ну что это, в самом деле, господа хорошие? Неужто так и не придет конец этим забастовкам?

Генерал прошел со свитой лишь до площади. Тут к нему бросилась целая толпа солдат с винтовками и, толкая, прогнала прочь.

Появились на конях Жалковский, новый начальник уезда полковник Петров и полицмейстер Еремеев. Ринулись в самую гущу народа, где Метревели громко зачитывал 30 параграфов требования к властям, а солдаты дружно скандировали: «принять!»

— Посторонись, посторонись, ребятушки! — взывал полицмейстер.

— Опомнитесь, солдаты и граждане, опомнитесь! — вторил ему полковник Петров.

Жалковский пробивался вперед, сидя в седле, с поднятой рукой, и тоже призывал разгневанную публику к совести. Но господам так и не удалось усовестить солдат. Когда ехавший первым Еремеев стал напирать на толпу, какой-то солдат снял фуражку и ударил ею по морде лошадь. Испуганная кобыла шарахнулась в сторону, затем заржала и «выкинула свечу». Полицмейстер едва не вывалился из седла. Кони двух других офицеров испуганно захрипели, попятились, приседая на задние ноги. А толпы солдат принялись улюлюкать, пока офицеры не повернули назад и не скрылись в зеленом коридоре Анненковской улицы.

Прошло еще с полчаса, и к площади приблизилась черная карета начальника области, генерал-майора Ко» саговского. Ее сопровождал эскорт конных казаков. Увидев вышедшего из коляски самого командующего, бунтовщики на какое-то время растерялись. А он, низенький и кривоногий, с длинными, как у обезьяны, руками, энергично пошел на солдат, расталкивая их, и остановился в центре площади. Бунтовщики, смущенные его натиском, расступились, образовав круг.