— Господин штабс-капитан, нет ли каких вестей от моего друга генерала? Что-то давно о нём не слышу.

Черкез заметно смутился и сделал вид, что вопрос не столь уж важен, чтобы отвечать на него. Старик недовольно засопел и вновь спросил:

— Разве ты не встречал его в своём Петербурге? Черкез нахмурился:

— Отец, ты в полном неведении. Разве тебе не известно, что твой друг генерал проиграл сражение на Ляояне? Японцы разгромили Первый Сибирский корпус.

— Как же так, сынок? — сразу сник Каюм-сердар. Помолчав немного и осмыслив суть происшедшего, сердито сказал: — Генерал Куропаткин покорил наш край, в теперь его побили японцы. Что же, выходит, японцы сильнее туркмен?

— В силе разве дело! — оскорбился Черкез. — Другая теперь беда. Русский царь не знает, что делать: то ли с японцами воевать, то ли со своими революционерами. Развелось нечистой силы, — ходить и ездить стало опасно. Пока сюда добирались — насмотрелись на всякий сброд. На фабриках, заводах бастуют, кричат: «Долой царя», по вагонам нищие ходят и грозят: «Царя задавим, и до вас, офицеров, доберёмся». С японского фронта нижние чины бегут. Сплошное дезертирство… А ты говоришь о силе! Если и говорить о ней, то только в том смысле, что мы потеряли силу нашего духа. И ни его высочество государь-император, и ни военный министр не могут обуздать развратившуюся Россию.

— Да, да, правду говоришь, сынок, — сокрушенно вздохнув, согласился Каюм-сердар. — У нас тоже много говорят о слабости государя. Вчера в цирке собрание русские босяки проводили. Ратх, твой брат, там был, всё видел.

— Ратх был на собрании босяков? — удивился Черкез.

— Вах, сынок, — с досадой воскликнул Каюм-сердар.

— Мы же извещали тебя письмом, что оба брата твои, Ратх и Аман, служат в цирке. — И вновь он завздыхал и принялся сомневаться — Как же так, а? Неужто Куропаткин не устоял?

Коляска между тем свернула влево, на узкую пыльную улочку, прогромыхала ещё несколько минут между дувалами, из-за которых торчали купола войлочных юрт, и въехала во двор. Ратх мгновенно спрыгнул с козел и распахнул дверцу ландо. Каюм-сердар услужливо пропустил вперёд себя сына и его жену, затем вылез сам:

— Ну, вот, теперь вы дома, как говорится, бог вам в помощь, — проговорил он по-хозяйски важно. И тотчас крикнул в глубину двора: — Ну, чего там стоите как испуганные куры? Принимайте господ!..

Несколько женщин метнулись от кибиток к красавице-татарке, взяли её под руки и повели к себе. Другие подхватили увесистые чемоданы и заспешили следом. Дородная Нартач — старшая жена сердара — с благоговением приняла ласки Черкеза. Подойдя, он коснулся её рук и плеч, поцеловал по-русски в лоб и задал несколько обычных при встрече вопросов. Услышав в ответ, что всё в доме, слава аллаху, благополучно, спросил, улыбнувшись:

— Тебе понравилась невестка, мама?

— Вий, Черкез-джан! — воскликнула мать. — Я ещё в не разглядела её. Ты писал, вроде бы — татарская княжна, так ли?

— Так, мама, так… Голубая кровь… Её отец — татарский чиновник, из Казани родом. Живёт в Петербурге, а служит в Главном российском банке.

— Жалко, что той не могли здесь справить, — с затаенной обидой проговорила Нартач. — Обычай божий на» рушили.

— Ну, мама, — успокоил её Черкез, — если тебе аллах даёт счастье в руки — можно поступиться и обычаем.