— Да, конечно! Этот же хам полицмейстер сказал Зиновию — моему сотруднику: предварительный протокол допроса отправлен Лаппо-Данилевскому, а проку, рор послал этот протокол в Ташкент.

— Как я раньше не мог догадаться! — с досадой проговорил Нестеров.

— А вы тоже заинтересованы судьбой Стабровского? — удивился Любимский.

— По долгу службы… И вообще, — несколько смутился Нестеров. — Вообще-то я должен поговорить с вами… У нас есть общие знакомые. Я должен вам передать привет от Батракова. И вот это. — С этими словами передал Любимскому записку, в которой значилосьз «Соломон, помоги, по возможности». И стояла подпись Батракова.

— О боже, боже! С этого бы и начали, — рассердился Любимский. — Когда вже ви его видели?

— Вчера… Я был в Кизыл-Арвате… Гордеич выразил надежду, что вы наверняка поможете нам в обзаведении типографией.

— Деньги нужны, — мгновенно отозвался Любимский. — Без денег нельзя сделать ничего. Ви меня понимаете? Только поймите правильно: деньги нужны не Любимскому. Деньги нужны людям, которые могут найти или изготовить шрифты. Вам, вероятно, нужна полная касса набора?

— Желательно…

— Ви дадите мне неделю на размышление, а потом зайдете ко мне, — тут же решил Любимский. — Но сначала давайте договоримся о вашем участии в юридическом отделе.

— Я согласен сотрудничать с вами, — сказал Нестеров. — Через неделю, как и условились, зайду… Сколько потребуется на типографию? Какая сумма?

— На первый случай рублей триста… Потом посмотрим.

— Хорошо, господин Любимский.

— Жду вас, милостивый государь!

Выйдя на Скобелевскую площадь, Нестеров еще раз в душе ругнул себя: «Черт меня побери, как же я сразу не догадался, что они отправят протоколы в ташкентскую судебную палату? Ведь дело-то политическое!»

Теперь он знал как ему поступить. План созревал на ходу. Не слишком затейливый и главное, наверняка, беспроигрышный. Он лишь на мгновение замешкался — в какую сторону идти, и тотчас свернул к русскому базару. Начиналась вторая половина дня: магазины только что открылись после перерыва. Полусонный старик-армянин в галантерее завернул для Нестерова флакончик духов и сказал со знанием дела:

— Лучше «Камелии» ничего не может быть. Пусть ваша дама помажет за ушами, и от нее до утра будет исходить благовоние.

Нестеров сунул покупку в карман и, не задерживаясь больше нигде, отправился в прокуратуру. Здесь, в казенной прихожей, он кивнул старику швейцару, отдал кожанку и взбежал на второй этаж. Как он и предполагал, пани Ставская — секретарша прокурора, пожилая, седеющая женщина с крашенными волосами, встретила его не слишком любезно.

— О боже! — скорчила она обиженную гримасу. — Но разве вы не знаете, что господин прокурор…

— Знаю, пани Ставская. Все знаю… Но я только на минутку. Не откажите в любезности принять этот маленький презент. — Он подал духи и пока она, улыбаясь, рассматривала их, спешно рассказывал, как услышал, что в галантерее появилась «Камелия» и как удалось ему с помощью знакомого продавца купить флакончик. Затем, когда пани «растворилась в благодарностях», Нестеров попросил: — Конечно же, я прекрасно понимаю, что господин прокурор страшно занят или вовсе нет его на месте… Но мне — всего лишь заглянуть в папку переписки с ташкентской судебной палатой. Послезавтра я защищаю одного влиятельного господина. Но мне кажется, он проходит по политическому делу… параллельно, так сказать… Если не трудно, пани Стазская, найдите мне папку переписки…

Секретарша еще раз улыбнулась, повела бровями: для вас, мол, всегда пожалуйста, и вынула из шкафа серые казенные корки с подшитыми бумагами.