Все утешали Ксению, чтобы не отчаивалась: еще не все потеряно. Есть друзья, есть хорошие врачи в Асхабаде, которые спасут Людвига.
Уходил Нестеров с легким сердцем, Аризель вышла проводить его. Договорились в субботу пойти в клуб музыкально-драматического общества. На прощание Нестеров поцеловал ее и, когда отошел, его окликнул Арам:
— Ваня, погоди… Я не хотел омрачать ни тебя, ни других. Но сказать я тебе обязан. Арестованы наши гнчакисты Аванес и Гамаяк Мякиевы… И опять предал студент… Какой-то Ветлицкий.
— Черт побери, да что же это такое! — возмутился Нестеров. — Ветлицкий, говоришь? — переспросил он. — Ну, что ж, ладно, Арам, я пойду…
Злость, невыразимая жажда мести захватили его. Он шел и не замечал ничего вокруг. Руки его то опускались в карманы пиджака, то взлетали к лицу. Он делал непроизвольные движения, и только мозг чеканил убийственно четко: «Месть… Только месть, иначе мы все погибнем, не поднявшись до настоящей борьбы!»
Нестеров вышел на Базарную. Некоторое время прохаживался у остановки, дожидаясь дилижанса. Наконец, коляска, запряженная шестеркой лошадей, подкатила. Он сел и вскоре был у вокзала, а через полчаса на квартире Вахнина.
— Здравствуй, Вячеслав.
— Добрый вечер. Что случилось?
— Бери карандаш и бумагу, продиктую.
Вахнин вырвал из тетради лист:
— Говори, только спокойнее. Впервые тебя таким вижу.
— Пиши, Слава.
Граждане! Вновь арестованы в Асхабаде два человека за распространение нелегальной литературы.
Вахнин начал писать, а Нестеров, думая над следующей фразой, заходил по комнате.
— Говори, что дальше, — попросил Вахнин. — Кого арестовали?
— Гнчакистов арестовали, — быстро отозвался Иван Николаевич и начал диктовать дальше — Эти аресты ни на минуту не смогут ослабить нашу деятельность в Асхабаде: наш комитет и типография вполне неприкосновенны!
— Опять ты.
— Пиши дальше. Полицейским ищейкам, к величайшей их досаде, не удастся напасть на след.
— Ну и сказанул! — засмеялся Вахнин. — Да у меня вся типография в двух ящиках помещается!
— Пусть думают, что у нас станки… Пусть ищут станки! Пиши дальше. Ни гнусным доносам, ни ночным вторжениям в чужие дома, ни арестам, ни тюрьмам не прервать наше дело. Социал-демократия опирается на рабочую массу, на место павших борцов встают новые.
— Опять по доносу арестованы? — прервал Вахнин.
— Пиши… Арест был вызван гнусным доносом ученика местной мужской гимназии Ветлицкого.
— Сыночек банковского чиновника, — вставил Вахнин.
— Ты знаешь его?
— Увижу — узнаю…
— Вот и прекрасно. Пиши… Счастливый юноша! Не мудрствуя лукаво, во столь юных летах он понял всю проблему нашей современной жизни, он понял, что для карьеры, для получения чинов ли орденов в будущем нужны не образованность и честность, а продажность и шпионство.
— Слушай, Иван, да ведь попечители гимназии образовали целую шпионскую сеть! Ты же знаешь. Бело-усова надо бы…
— Этого уберёшь, на его место такой же сядет, если не хуже. А гимназистов, надевших предательские мундиры, мы проучим… Проучим так, чтобы страх каждого по пятам преследовал!
Окончив писать, Вахнин поднялся из-за стола:
— Сегодня набрать?
— В крайнем случае, завтра. Надо поскорее отрезвить помутившееся сознание некоторым господам. Зайдешь к Васе Шелапутову, скажешь, чтобы приготовился К делу. |