— Тебе, значит, решение центрального союза нипочем?
Видя, как агрессивно настроены рабочие, чиновник отступил и, подбежав к столу, сел и вцепился в стул руками.
— Ни за что не выйду, — заявил он. — Как работал, так и буду работать. Хоть убейте!
Нестеров посмотрел на него с усмешкой, покачал головой и распорядился:
— Вячеслав, берите его вместе со стулом и — прямо на тротуар.
Толпа разразилась хохотом. Рабочие схватили чиновника вместе со стулом и потащили на улицу. Другие чиновники согласились было добровольно покинуть кабинеты, но соблазн — вынести всех на стульях, — был так велик, что деповцы, хохоча и улюлюкая, понесли всех подряд. И совсем уж «озорно» обошлись е заведующим коммерческим отделом, полковником Добросельским. Грозный офицер, увидев перед собой толпу, попытался было прикрикнуть и поставить всех по стойке «смирно». Тогда Вахнин безжалостно сказал:
— В мешок его, братцы. Вытащим, как пугало, в мешке!
Откуда-то притащили мешок, сунули в него вниз головой полковника и вынесли. От страха и возмущения полковник потерял голос. Выскочив из мешка, он размахивал руками и что-то пытался сказать, но шевелились лишь его губы и на лице появлялась злая гримаса, а голоса не было, и это особенно привело толпу в безудержный восторг. Одни смеялись, а другие, подталкивая служащих, гнали их на митинг, к станции. И вся Анненковская от Управления до вокзала шумела от тысяч человеческих голосов. И вот уже перед зданием вокзала, на площади, загремели речи: «Бастовать, пока не добьемся 8-часового рабочего дня и прибавки жалованья!», «Долой мир капитала! Заводы — рабочим, землю — пахарям!», «Долой царизм!», «Вся власть учредительному собранию!», «Да здравствует социализм!» Наконец к полудню уставшая толпа начала рассредоточиваться. И тут через рупор донесся голос диспетчера:
— Граждане, освободите пути! Граждане, освободите дорогу — подходит пассажирский поезд «Ташкент — Красноводск»!
Нестеров, Вахнин, Гусев и еще ряд товарищей давно ждали прибытия «ташкентского». С его прибытием должно было остановиться все движение на Среднеазиатской железной дороге.
Паровоз, выбрасывая черные клубы дыма из огромной трубы, медленно, словно крадучись, подтянул пассажирский состав к перрону и остановился. Проводники отворили двери тамбуров. Приезжие вышли из вагонов. Машинист с помощником только было хотели заняться заправкой паровоза углем и водой, как вдруг услышали властный голос Нестерова:
— Слезайте, товарищи! Дальше пути нет. Все железные дороги России бастуют. Объявлена забастовка и на нашей, Среднеазиатской.
— Что так? Аль без нас не могут обойтись?
— Слезай, тебе приказывают! — вмешался Вахнин.
— До чего ж все грамотные, суки, — выругался Шелапутов. — Шагу без пререкания не могут сделать. Слезай, коли приказано!
— Да мы что, — растерялся машинист. — Мы, пожалуйста.
И тут донеслись крики: «Солдаты! Солдаты идут!» Толпа с перрона попятилась на привокзальную площадь, образовав коридор, и в нем появились бегущие с винтовками солдаты. Впереди них семенил, держась за кобуру, полковник.
— Вот, сволочи! — выругался Шелапутов и поднял с дороги камень.
— Не смей! — остановил его Нестеров.
— В чем дело? — выхватив револьвер, грозно спросил полковник. — Кто вам дал право останавливать поезд?
— Спокойней, господин полковник, — ответил Нестеров. — Ну, зачем же сразу за револьвер хвататься! Разве вам неизвестно, что вся власть в области принадлежит забастовочному комитету?
— Узурпаторы! — заорал он. |