— Отец у него без вести пропал. Вот он и ходит по вагонам, всех спрашивает, не встречал ли кто его папку. В нашем дворе живёт…

Почему-то я чувствую себя виноватым перед этим пацаном… нет, не только перед ним — перед всеми, лишившимися родителей за эти страшные месяцы. Хотя… мне ведь не просто повезло уцелеть, я ещё и думал, перед тем как идти в бой…

Наш случайно начавшийся разговор меж тем потихоньку продолжается. Болтаем о погоде, о спектакле, на котором я побывал, но постепенно всё сползает на положение на фронте. У моей собеседницы воюет отец и оба брата, все под Ленинградом. Братья служили срочную на флоте, а отец ушёл добровольцем. Сейчас одна…

Намёк я улавливаю с полуслова, и у коммерческого магазина мы выходим. Покупаю скромную закуску, бутылку водки и вино, затем мы идём к ней. Ольга, так её зовут, работает в библиотеке. Правда, основные фонды эвакуировали, но кое-что осталось. Хотя читателей — как ни странно — с войной прибавилось…

…Утром прощаемся, я оставляю адрес полевой почты, хотя твёрдо знаю, что не отвечу ей. Впрочем, ещё раз мне удаётся побывать у неё в гостях, а когда собираюсь в третий, все увольнительные отменяют, нас срочно сажают на танки и грузят на платформы. Началось наступление на Москву, операция «Тайфун»…

Немцы сформировали мощный ударный кулак из танков и авиации и нанесли сильнейший удар по нашим частям. Как всегда, внезапно, коварно и там, где их не ждали. Разрезали фронт в трёх местах и теперь прут на Москву — говорят, что их танки уже под Калугой…

Всех срочно запихивают в кое-как отремонтированные машины и направляют под Бородино, на Можайский рубеж. А там… там — каша! Никаких частей на пути наступающих немцев нет вообще, гребут всех, кто попадётся под руку. В том числе и нашу танковую группу в составе целых шести танков «КВ-1», восьми «БТ-7», пяти «Т-26» и одного «Т-40». Правда, по дороге к нам должны присоединиться двенадцать «Т-34», ремонтирующиеся на Московском автозаводе…

Если за лёгкие танки я вполне спокоен — цинично, конечно, но их все-равно пожгут в первом же бою — то тяжёлые «КВ» вызывают сплошную головную боль. Я не уверен, что они со своей ходовой вообще дойдут до места назначения.

Поэтому в головную сажусь за рычаги сам, лично. В остальные — сажаю офицеров. Трогаемся. Главное, преодолеть все эти мелкие речушки, попадающиеся на пути — такую тушу как наши «Ворошиловы» не каждый мост выдержит, а уж вброд идти — даже не представляю, как.

Меняемся за рычагами каждый час, наконец впереди первый мост. Тщательно осматриваем его, на всякий случай проверяем берега в поисках переправы. Нам везёт — метрах в пятидесяти замечаем следы колёс. Точно, брод!

Решаем не рисковать, лёгкую технику пускаем через мост, а на тяжёлых машинах идём по воде. Четвёртый «КВ» застревает; с трудом, оборвав два троса, вытягиваем его на берег. Оставшиеся танки цепляем сразу и, подкладывая брёвна под траки, перетаскиваем на другую сторону.

Короткий отдых-перекур, пока экипажи подбивают пальцы гусениц, затем вновь главный фрикцион, плавное отпускание последней трети — и мы, вместе с помогающим мне стрелком-радистом, втыкаем передачу… Поехали!

Мелькают однообразные кусты вдоль обочин… Тяжело, очень тяжело и нудно. Вскоре нас застаёт темнота, но, включив фары, мы продолжаем движение до тех пор, пока от усталости всё не сливается перед глазами. Только тогда и стопорим. Но спать ещё рано: проверяем фильтры, доливаем масло, вёдрами пополняем баки. Вновь и вновь стучим кувалдами по тракам, загоняя вылезшие наружу пальцы.

Заодно слушаем по рации сводку Информбюро. Взят Шлиссельбург, значит, замкнуто кольцо вокруг Ленинграда… Плохо, это настолько плохо, что даже представить себе невозможно! И это понимаю не только я — лица собравшихся вокруг экипажей разом суровеют…

К исходу 11 октября добираемся, наконец, до места назначения.