Ей вдруг открылся в том сватовстве совершенно новый смысл. – Если бы я вышла за него, то я как княгиня киевская и мой сын получили бы право на полюдье в земле Деревской наравне с родом Дулебовым. На дары, которые дают родным князьям.
– Нет, – Мистина улыбнулся, взял ее за руку и слегка потянул на себя. – Маломиру мы тебя не отдали бы, даже обещай он тебе не землю Деревскую, а сам остров Буян.
– Я и не хотела за Маломира… – Эльга нахмурилась, растерянная нахлынувшими новыми мыслями, в которых она пока не могла разобраться. – Но… что-то надо делать. Раз уж это наши земли, то не может в них вечно быть два князя и два способа собирать приношения!
– Что делать? – Мистина усмехнулся и знакомым ей движением быстро провел пальцем под горлом. – Пока что вернее этого способа не придумал никто. Так что я пойду к дружине.
Мистина направился к ларю, где оставил свой кожух и плащ. Он не хотел уходить от Эльги, но все эти дни, с самой смерти Ингвара, при внешнем согласии и доверии между ними сохранялась некая прозрачная стена, и он не знал, как ее преодолеть.
Берега Ужа погрузились во тьму, но покоя ночь не принесла. В русском стане везде горели костры, окружив вознесенный на скалу Искоростень цепью огней с трех сторон. Войска не было только вдоль ручья, на противоположной стороне от ворот, но здесь постоянно ездили дозорные десятки. Отроки в тысячу рук готовили стрелы: набивали огненосные наконечники трутом, обмотанным паклей. Спать предстояло по очереди. Но никто не роптал: завтрашний день должен был принести перелом в этой войне.
– За рекой будешь ночевать? – спросила Эльга, глядя, как Мистина одевается. – В шатре?
– Придется. Меня там, я чую, свидание сладкое ожидает, – не без досады ответил он.
Будь его воля, он бы знал способ провести эту зимнюю ночь куда приятнее.
– Это с кем? – удивилась Эльга.
– Да с Величаром, распятнай его в глаз… А ты спи, – мягко посоветовал Мистина. – Завтра днем покоя не будет никому, но после того, дадут боги, все это кончится.
Эльга подошла к нему. Она знала, что стоит за этим «покоя не будет никому». И почему он уходит сейчас. То, что можно сказать в таких случаях, она говорила ему – и вслух, и мысленно – уже много раз. Теперь не требовалось слов: встречаясь глазами, они как будто входили в некое соединявшее их невидимое облако, в котором одна душа просила другую вернуться, а та – обещала.
Мистина наклонился к ней и осторожно прикоснулся губами к ее губам. Смерть Ингвара наполовину убила их обоих; казалось бы, теперь, овдовев, Эльга может дать свободу своему сердцу, но на деле все стало еще тяжелее. Смерть мужа не принесла ей свободы любить другого, сковала сердце холодом. И сейчас она просто закрыла глаза и замерла. Снова пришел миг, который мог оказаться у них последним, и она не могла ни оттолкнуть Мистину, ни ответить ему.
Она была как зимняя земля под покровом снега, которую солнце напрасно пытается разогреть своим поцелуем.
Мистина отвернулся и вышел за дверь. Эльга обессиленно опустилась на скамью. Подумала о сыне. О Мистине… о братьях Ингвара, о своих зятьях… Ее отец погиб в сражении. Три ее брата – Хельги, Эймунд, Олейв – погибли в сражениях. Ее муж… Вот уже пятнадцать лет не проходит и года без того, чтобы кто-то из близких ей мужчин не уходил навстречу вражеским клинкам. И сейчас она не могла шевельнуться, словно вся тревога и горе этих лет навалились на нее разом.
Теперь и сын ее достиг тех лет, когда они уходят…
Как никакая другая женщина, Эльга знала – иногда они не возвращаются…
* * *
Береста разбудили, когда петухи пропели в третий раз. |