А когда оба князя съехались, те и другие бояре едва сумели скрыть улыбки. Русам бросилось в глаза среди лиц с длинными черными усами, спускавшимися на грудь, одно совсем юное, еще безусое – лицо черноглазого юноши, ехавшего под княжеским стягом и одетого богаче всех. Даже на крышке поясной сумки его блестел лист позолоченного серебра, покрытый чеканным узором в виде любимого уграми плетения древесных ростков. Такшонь, сын прежнего князя Золта, был ровесником Люта или на год постарше. Но даже в его смуглом лице промелькнуло удивление, когда он разглядел, что русские бояре с почтением окружают отрока, едва вышедшего из детства.

Князья обменялись приветствием, все сошли с коней и уселись в юрте вокруг уже горящего огня. Угры распахнули овчинные кожухи, стали видны цветные кафтаны, отделанные сверху донизу широкими полосами узорного греческого шелка. Бояре обеих сторон косились на красоту чужих кафтанов – те и другие в свое время ходили ради нее к стенам Царьграда, – оценивали на глаз мечи и пояса. Иные угры в тепле сняли шапки: затылки и маковки у них оказались выбриты, лишь сзади и по бокам оставались длинные волосы, заплетенные в две косы.

Отроки подали княжескую братину, налили меда, вручили Святославу.

– Я приветствую тебя на моей земле, Такшонь сын Золта! – начал он. – Мне известно, что не дружба ко мне привела тебя сюда, но мои враги пытались обманом втравить тебя в войну, не нужную нам обоим. Я прошу богов, чтобы позволили нам сохранить мир. А если это окажется невозможно, то мы назначим условия честной схватки.

Все, что полагается сказать – и когда, – Мистина, Тородд и Асмунд натвердили ему заранее, пока ждали угров. Уж верно, угры догадывались об этом, но уважительно кивали, слушая складную и гладкую речь столь юного властителя. Судя по лицам, иные из них понимали по-славянски.

– Да будут ваши боги благосклонны и к тебе! – ответил Такшонь, когда ему перевели эту речь. – Еще не знаю, удача или неудача привела меня сюда, но уж то хорошо, что я смог сам повидаться с новым князем русов, первым из всех его соседей.

Братина двинулась по кругу.

– Нам ведомо, что привело вас сюда, и эту причину не назовешь доброй, – начал Мистина, обращаясь то к Такшоню, то к сидевшему рядом с ним зрелому длинноусому мужу – воеводе Ченгеле. – Князь древлян Володислав послал к вам своих людей и просил помощи в войне против Святослава. Если Такшонь пожелает, ему будет рассказано обо всем ходе этого раздора, но главное в том, что совсем недавно Святослав разбил Володислава в двух битвах и сам Володислав погиб под стенами своего города, Искоростеня. Последние остатки его войска ушли с земли Деревской, и ныне вся она, от края до края, от Днепра до Горины, покорна Святославу. У нас при войске взятый у древлян полон и таль от деревских родовитых мужей, отроки и девы. Мы уважаем ратную доблесть Такшоня и его готовность подняться в седло по первому зову судьбы, но войны между русами и древлянами здесь больше нет. Она закончена.

– Ты хочешь сказать, что мы опоздали? – подхватил Ченгеле.

– Здесь больше нет тех, кто звал вас, – ответил Святослав. – В земле Деревской больше нет других князей, кроме меня. А я не вижу причины для вражды с вами и готов соблюдать уговор о дружбе, что был заключен между моим дедом, Олегом Вещим, и твоим, Такшонь, дедом, Арпадом. Когда род ваш шел от хазарских земель через Днепр на заход солнца, ваши кочевья стояли близ Киева, и тогда Арпад и Курсан, воевода его, заключили мир с Олегом, и он позволил им пройти через наши земли. Ты – внук своего деда, я – внук и наследник Олега Вещего. И как деды наши… – Святослав бросил взгляд на Асмунда, будто спрашивая, не упустил ли что из длинной речи, – были верны своему слову и ни разу с того дня не сходились в битве, так и я готов быть верным другом тебе во всех делах, что благословляют твои боги.