Эльга не сразу прервала его порыв – ее остановило изумление, до чего это оказалось приятно. Она и подумать не могла, что этот дерзкий парень, беззастенчивый и с далеко не добрым сердцем, окажется таким сладким на вкус. Сам теплый запах его тела, слитый с запахом шерсти и дыма лесных костров, нес такое блаженство, что хотелось вдыхать его как можно глубже, наполниться им до кончиков пальцев. Как такое возможно?

– Пусти! – вдруг мысль, что Ингвар может всякий миг вернуться в избу и это увидеть, отрезвила ее. – С ума сошел!

Эльга отскочила и кивнула на дверь, угрожающе округлив глаза:

– Ступай отсюда!

Мистина медлил, глядя на нее, будто пытаясь вобрать в себя взглядом. Это был взгляд разумного хищника, который оценивает доступность добычи.

– А то ему пожалуюсь!

Тогда Эльга в первый раз сказала об Ингваре просто «он», будто боялась касаться имени мужа. И еще много раз потом они говорили о нем так.

Она прижалась к стене, испуганная: а что, если он снова подойдет? Хватит ли у нее решимости оттолкнуть его – одолеть искушение еще раз ощутить вкус его поцелуя?

И он смотрел так, будто прикидывал: попытаться еще раз?

Потом качнул головой:

– Ты не пожалуешься.

Как будто совершенно точно это знал.

Затем с явной неохотой развернулся и вышел.

Эльга осталась стоять у двери в спальный чулан, кипя от возмущения и браня себя. Вот наглец! Стоило уступить ему на палец, как он уже готов проглотить ее всю! Не на такую напал! С чего он взял, будто она может быть с ним заодно!

Однако Мистина оказался прав. Она не пожаловалась. И чем больше поводов для таких жалоб он стал давать ей, тем сильнее она боялась, что Ингвар узнает об этом без ее помощи.

Потому что… чем дальше, тем лучше она понимала, как тесно все их с Ингваром успехи связаны с Мистиной Свенельдичем и как сильно зависят от него. Еще не зная, к чему Свенельд, кормилец Ингвара, ведет молодую чету, Эльга угадывала у него какие-то богатые, далеко идущие замыслы об их судьбе. А старый воевода не такой человек, чтобы тешиться пустыми мечтами. По сравнению с этим дерзость Свенельдова сына и его вызывающие, лукавые, вожделеющие глаза были всего лишь мелкой докукой. Вроде колючки в чулке, что царапает кожу, но идти не мешает.

Тогда Эльга так думала. Будущая великая княгиня в наследнице Вещего проснулась раньше, чем истинная женщина. А когда женщина все же проснулась… княгиня уже правила ее судьбой, и пути назад не было…

– Не надо… – Эльга отошла от Мистины и скрестила руки перед собой, словно защищаясь.

– Почему? – Он приподнял брови – левая выше правой – и вдруг стал удивительно похож на Люта, когда тот придавал лицу выражение трогательной мольбы. – Мы ведь даже никого не обманываем. Уже.

– Как ты не понимаешь? – с тоской воскликнула Эльга. – Ведь теперь он все знает…

Даже при жизни Ингвара Эльга не так стыдилась своей измены, как сейчас, когда тот был мертв. Обманывать память оказалось мучительнее, чем живого человека. Теперь, когда муж не мог их обличить, Эльга ощущала гнет вины и стыда, как будто живой муж обличил ее перед всем Киевом.

– У тебя нет такого чувства, будто он все время смотрит на тебя? Вон оттуда, – Эльга показала в темноту под кровлей, выше и слева. – Видит… и что есть сейчас, и что было раньше… Ты ведь понял этот знак! – Эльга снова шагнула к Мистине и взволнованно зашептала: – Святша не знал, в чем мы виноваты, но чуть было не наказал за ту вину, какой не было.

– Ты все же мне веришь? – перебил ее Мистина. – А я уже начал думать, что нет! Что и ты думаешь, будто я хотел его смерти!

Эльга нашла глазами то место на его груди, где прятался под кафтаном и сорочкой уже заживший за полгода короткий неглубокий след от клинка.