Отказаться проще. Ухать проще.

Сейчас? Сказать прямо?

— У тебя красивая жена, Атрокс, — Аттиан смотрел мне прямо в глаза, и улыбался, — у тебя взрослый сын. Он, кажется, хотел поехать в Филистию, вместе с Антонием?

Вот когда стало по настоящему страшно, до холодной испарины.

Меня загнали в угол.

Я всегда был плохим мужем и плохим отцом, но случись что — не смогу брыкаться и рассуждать о какой-то там чести.

Еще кое-как хватило выдержки спокойно попрощаться с Аттианом, любезно улыбаясь ему в лицо, но стоило переступить порог… Плохо помню, какими путями добрался домой. А потом долго стоял перед дверью. Казалось — на моем перекошенном лице написано все, что думаю, слишком красноречиво. Может не стоит их пугать? Никак не мог решиться открыть дверь, ту самую, с причудливыми завитками… пальцы дрожат…

Да еще к нам на обед сегодня должно прийти едва ли не пол Илоя, вся эта болтовня, восхищенные речи… Лучше уйти.

Повернулся к дверям спиной.

* * *

Нет, поздно ночью я все же пришел домой на своих ногах. Пытался напиться — не вышло, сколько не пил. Хотел не ходить в спальню, завалиться где-нибудь у дверей и не мешать, тем более — мне сейчас все равно где спать, даже не замечу… Не вышло опять.

— Олин.

Эдэя ждала меня.

— Тебе лучше развестись со мной, — сходу сказал я ей. Лучше так, пока еще есть время.

Она даже не удивилась.

— Ты хочешь меня прогнать? — подошла совсем близко, подняла голову, заглядывая мне в глаза, — если хочешь, только скажи.

— Я…

Я хотел сказать, и не вышло снова.

Сердце колотилось… И ее сердце тоже, я чувствовал, она прижалась ко мне… Ее волосы… ее шея пахла жасмином и сандалом, ее губы раскрылись, прильнув к моим… ее щеки солоны от слез… прогнать? Никогда бы не смог.

Здесь, у дверей — все равно…

6. Что было. Первый снег

Было иначе, и мир был проще.

Стайка толстых, распушившихся воробьев дружно скакала по тропинке, едва припорошенной снегом, оставляя цепочки крохотных следов — мимо сухой ломкой пижмы и высоких метелок вейника. Воробьи чирикали, суетились, азартно отбирая друг у друга каждое найденное семечко. А сонное, уставшее за день солнце лениво щурясь, поглядывало на них сквозь облака.

Внизу, у подножья холма, жгли костры, варили гречишную кашу с брюквой и густой яблочный кисель. Хорошо! А то жрать охота, аж живот сводит.

Зябко поежился, плотнее запахнув старую вытертую куртку.

Меня выставили из Хатоги, я давно знал, что так будет. Забрали дом… взамен щедро выдали разрешение строиться на пустой земле у края кхайских степей. Что ж, выбирать мне не приходилось.

Мне достался Кагрегский холм у Ражка — небольшого, но быстрого притока Тайруски. К западу за Кагрегом начинаются высокие светлые леса, а к востоку, сразу за рекой — степь. Строиться удобно, да и кхаев видно издалека.

И вот теперь ощетинился тонкими зубами острог — новый, золотистый, густо пахнущий сосновой смолой. Толку от него конечно мало, одним частоколом от степи не отгородишься, но уж лучше так, спокойнее. Большего все равно построить не успеем. Успокаивало одно — зимой обычно тихо, у кхайрангов сейчас сезон свадеб, им бы девок своих мять в укромном угле, а не носиться сломя голову по степям. Не до войны, слава богам! Только мелкие голодные шайки иногда шастают в надежде на легкую наживу. Вот весной да, весной все начнется по-настоящему.

Но к весне, глядишь, обустроимся на новом месте.