|
Поначалу председатель акционерного общества и владелец магазинов мирились с таким положением, но когда дань возросла до непосильных размеров, они обратились за помощью в милицию. Как объясняет Тобратов, он установил наблюдение за офисом Гогенадзе и за магазинами Аламазова. Но рэкетиры больше не появились. А через некоторое время и тот и другой были убиты. Допускаю, что рэкетиры в данном случае как-то сами смогли обнаружить слежку милиции. Возьмем второй пример: ограбление инкассатора. О том, что деньги повезут в этот день на стройку, знали только работники банка и милиции. Банк, само собой разумеется, отпадает. А то, что нападающие были оснащены рациями, — очевидно. И рациями, надо полагать, теми самыми, которые три месяца назад были похищены из отделения милиции. Третье, угнанные машины: ЗиЛ с птицефабрики, красные «Жигули» Самофалова, жителя города Голицына, мотоциклы, убийства — дело рук профессионалов, умеющих надежно прятать концы в воду. И самое главное: Тобратов встретил нас с большой неохотой и настороженностью, скрыл, что на месте, точнее недалеко от места преступления, где было совершено нападение на инкассатора, незадолго до этого гражданин Балуев видел Грушецкого и Татарникова, привлекавшихся ранее за воровство и вернувшихся из заключения чуть более года назад.
Полуэктов замолчал. Генерал набычил свою могучую с солидным жировым загривком шею, задумался. Видимо, факты, приведенные следователем по особо важным делам, были не столь убедительны — это понимал и сам Полуэктов, — но он интуицией чувствовал, что именно здесь собака зарыта: других профессионалов, так хорошо осведомленных о делах и порядках в городе, о прибылях бизнесменов, о работе милиции, во всей округе просто не было. — Н-да, — наконец произнес неопределенное генерал. — Версия твоя не лишена логического смысла. И все-таки жидковата. Нет прямых улик. А то, что Тобратов встретил вас недружелюбно, скрыл какие-то факты — это не доказательство, он может просто объяснить: упустил или счел нецелесообразным в силу каких-то обстоятельств. В общем, послушаем, что скажут о нем непосредственные начальники и сослуживцы. Скородумов к этому времени заварил кофе, налил в чашки и поставил перед генералом и следователем по особо важным делам. Несмело, с виноватой улыбкой предложил: — Может, с коньячком? Водовозов приподнял голову и глянул на следователя недоуменно-вопрошающе. — Вы и коньячком здесь пробавляетесь?.. Неплохо устроились. — И перевел взгляд на Полуэктова: — Это ты приучил его по утрам коньячок употреблять? — Что вы, Иван Петрович. Я по утрам кефир предпочитаю. Это он вам, нашему гостю, предложил. — Значит, не пьешь? — и снова снизу вверх — на Скородумова: — И ты по утрам коньяк не пьешь? — Никак нет, товарищ генерал. — И правильно делаете. Вам, молодым, ни к чему. Это мне, старичку, для поднятия тонуса можно рюмочку. Так что давай, неси. Скородумов повеселел и засуетился у тумбочки: достал было початую бутылку, но тут же сунул ее обратно и заменил на еще не откупоренную. Открутил пробку. — Вам в кофе или в рюмку? — Давай сюда. Как-нибудь сам разберусь, — генерал забрал у него бутылку. — А где же рюмка? Пока Скородумов бегал в умывальник, чтобы сполоснуть стакан — рюмок в номере не было, — Водовозов плеснул коньяк в кофе и с вожделением отхлебнул. — Хорош. Только не пойму — то ли коньяк, то ли кофе. — Повертел в руках бутылку. — «Белый аист». Приднестровский. Раньше армянский ценился, а ныне халтурить стали южные братья. И армяне, и грузины, и азербайджанцы… Скородумов принес стакан. Генерал налил на донышко, попробовал, почмокал губами. |
