Рида вздохнула с облегчением.

— Ну, это уже кое-что. Большое вам спасибо. А что касается самого трупа, ничего не показалось вам странным?

Врач мужественно попытался припомнить еще что-нибудь.

— Показалось. Это мелочь, но… Зрачки. Они были разного диаметра. Правый на два-три миллиметра больше.

«Свихнулся от усердия», — подумала Рида.

— И о чем это может говорить?

— О внутричерепной гематоме. Но, повторяю, никаких следов травмы, даже малейших ссадин на голове не было. Я смотрел очень тщательно. Да и смерть в таком случае наступает обычно через несколько часов.

— Я читала, что такое случается, скажем, при инсульте.

Доктор снисходительно улыбнулся:

— О, конечно, да. Но инсульт в таком возрасте? Это невозможно.

— Отравление?

— Да, многие яды действуют на мышцу, сужающую зрачок. Но на оба глаза одинаково. Или это какой-то неизвестный мне яд. Но даже в этом случае — не могу себе представить.

— Аневризма? — впервые подал голос Майкл.

Врач взглянул на него с благодарностью.

— Вы считаете? Да, конечно. Врожденная аневризма сосудов головного мозга. Это действительно может многое объяснить. В момент напряжения, физического или нервного, она разрывается и — картина кровоизлияния в мозг. Конечно. Скажите пожалуйста, — он повернулся к Риде, — мейнхеер Юзеф не страдал головными болями?

Когда они остались вдвоем, Майкл спросил:

— Рида, а от чего, собственно говоря, умирают за темной завесой?

Рида покусала палец, собираясь с мыслями.

— Хороший вопрос. Видите ли, Майкл, в том мире обычная материя как бы не существует. То есть, разумеется, никуда она не девается, просто становится неощутимой для наших глаз, ушей, пальцев.

(«Институт благородных девиц», — подумал Майкл.)

— Чтобы увидеть что-нибудь за Темной Завесой, — продолжала Рида, игнорируя его скептическую ухмылку, — надо захотеть это увидеть. И не просто захотеть, а думать об этом непрерывно, отбросив прочие мысли. А чтобы двигаться там, нужно постоянно держать в уме свою цель. Понимаете?

— Понимаю. Продолжайте.

— А все, что вы чувствуете, напротив, обладает там весьма ощутимой реальностью, независимой от вашей воли и желаний. И если джокер не умеет контролировать свои эмоции, они каскадно усиливаются и убивают его. Чаще всего умирают от страха, но убить может и гнев, и отвращение, и даже радость. Это первое, чему учится джокер: помнить свою цель и правильно использовать страх. Он должен быть лишь сигналом опасности, не больше.

— Но каждому когда-то не хватает выучки? Он сталкивается с чем-то таким, от чего его подкорка выходит из под контроля?

— Совершенно верно. Это, видимо, случилось и с Юзефом.

— Значит, вы были правы, когда говорили о естественной смерти?

— Да. Но тело тащили по полу.

ИНТЕРМЕДИЯ

Девять лет назад. Нефелла.

Маленький город, белый собор, ползущие с гор облака. Гесперида, начало лета.

Двое студентов в гостинице. Они уже два месяца путешествуют по Нефелле, раздумывая, не сменить ли университет.

Деньги кончаются.

Студенты едят раз в день в самом дешевом кафе некий суп, называемый «Зольянка.»

Острый густой навар, кружки сосиски и грибы. Горячо, сытно, но через неделю уже поступает к горлу.

Еще есть белый, горьковатый пахнущий травами хлеб и чай в пакетиках. Иногда молоко.

Можно было бы написать родне, попросить денег и двинуться дальше, но жара незаметно ввергает студентов в полную апатию.